«Блудный сын» и другие пьесы

Вот цветочки мы собрали,
Их букетиком связали!
Ярче всех цветов желанье наше:
Чтобы жизнь твоя была все краше!

М и р а (в растерянности возле стола, глядя в сад, где скрылся Ветрин; подхватывает стихи, механически, без выражения).

Нам сегодня весело,
Праздничны наряды,
Отмечает праздник папа,
И тому все рады…

Из-за шума проносящихся мимо автомобилей слов почти не слышно. Видно, как Зофия пытается подавить слезы. Мира не перестает смотреть в сад. Отец держит в руках рюмку, не замечая, что содержимое ее выливается ему на ботинки. Шум автомобилей сменяет пение птиц. Свет гаснет.

З а н а в е с.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

О т е ц, З о ф и я  и  М и р а  в тех же позах стоят у стола, громкое разноголосое пение птиц стихает.

З о ф и я (декламирует поздравительные стихи).

Заслуг твоих что на деревьях почек,
И поздравители со всех сторон бегут.
Для нас же ты всегда всего лишь папа,
А много ль это, знаем только мы.

Отец улыбается, хотя мысли его далеко от происходящего.

М и р а (повторяет). А много ль это, знаем только мы! Ну и чем мы теперь займемся?

З о ф и я. Торт придется выбросить, есть много других вкусных вещей.

О т е ц. Кто же все это съест?

З о ф и я. А холодильник на что?

Небольшая пауза.

О т е ц (сам не свой, переминается с ноги на ногу). Он потребует подпись, когда вернется из сада.

М и р а (декламирует детскую считалку).

Ты был в саду?
Ты видел смерть?

З о ф и я (удивленно). А мог бы ее увидеть!

М и р а. Где!

З о ф и я. Отец, разве не говорил этот человек о бункере, которым ты ему во время войны не разрешил воспользоваться?

О т е ц. Говорил!

З о ф и я. Такой бункер у нас до сих пор есть — подвал. Бетон прочный, и ни одна живая душа о нем не знает.

О т е ц. Не пойму я тебя.

З о ф и я. Мы могли бы ему предложить этот бункер навечно…

М и р а. Как ты себе это представляешь?

З о ф и я. Никто его не хватится.

О т е ц (придерживаясь рукой за стол, содрогается и стонет). Зофия! Девочка!

М и р а. Фантастика! Невероятно! Сенсация! Новый лик нашей мудрой девы! Обратная сторона луны! А обо мне ты подумала?

З о ф и я. Подумала. Он от тебя отказался, хотя ты и пласталась перед ним.

М и р а. Ты знаешь больше меня.

З о ф и я. Больше!

М и р а. И, говоришь, со спокойной душой замуровала бы его?

З о ф и я. Да.

М и р а. Из-за этого дома? Из-за шутки, которая, может, в самом деле всего лишь шутка?!

З о ф и я. Из-за Милана!

При имени сына Отец переламывается как от удара в живот.

М и р а. Значит, ты поверила?

З о ф и я. Поверила!

М и р а. И как же ты собираешься замуровать его?

З о ф и я. Уходя в сад, он сказал: «Ты отравленный торт, аптекарша».

М и р а. Любопытная мысль. Я отрава, ты бетон!

О т е ц (приходит в себя, кричит). Вы обе с ума сошли! Я вам запрещаю! Вы слышите, запрещаю! Ни слова больше!

З о ф и я. Это наша забота, ты и не узнаешь!

О т е ц. Нет!

З о ф и я. Ты задремлешь, а потом скажешь: сон, да и только.

М и р а. Ох, отец, удавалось ли тебе когда-нибудь воспрепятствовать тому, что рождалось в этой очаровательной головке?

О т е ц. Нефть сковала не только моря и реки — и человеческий мозг, и людские души, все… Я ясно вижу, что происходит с миром, но ничего не смыслю в людях! Всю жизнь я был зрячим слепцом? Что же с нами случилось? Когда?! Скажи, что ты пошутила!

З о ф и я (сухо). У нас нет другого выхода.

О т е ц. Я тебе не верю. Ты шутишь! Только что нам было так хорошо, как прежде, вы читали стихи, впрочем… Нет!

М и р а. Сколько себя помню, ты хвастался своей твердостью…

О т е ц. Замолчи!

З о ф и я. Об этом будем знать только мы трое.

О т е ц. Ты убьешь человека? Ты?!

З о ф и я. Да!

О т е ц. За что?!

З о ф и я. Я уже сказала!

О т е ц. Из-за Милана?.. Для меня он больше не существует! Нет! Я отрекся от него!

З о ф и я. Это неправда! Ради него ты отрекся от дома! Но этот человек вымогатель; он мог бы сообразить, что значит для тебя оставить дом!

М и р а. Вот уж поистине: змея — она и есть змея.