З о ф и я. Как у тебя сегодня со временем?
М и р а. Я утренним автобусом поеду в свою аптеку. Все-таки развлечение.
З о ф и я. А потом вернешься?
М и р а. Да! Обратно в сушильную камеру. Сушеные яблоки и сливы!
З о ф и я. Это неправда!
М и р а. Я помню, какой ты была девочкой, Зофи. Когда ты оказывалась в темноте, лицо твое светилось, твоя улыбка излучала свет; все, к чему прикасались твои длинные пальцы, пело. А в кого ты теперь превратилась?!
З о ф и я
М и р а. Ничего-то от меня не осталось. Поэтому он и не пришел. И не придет.
З о ф и я. Но почему именно он?..
М и р а
З о ф и я. Да!
Кто это? Дядя?
М и р а. Нет! Это
З о ф и я. Не понимаю…
М и р а. Неужели ты не почувствовала вчера, сразу как только он вошел, — он стал хозяином всего, что здесь есть?
З о ф и я. Дыхни-ка на меня! Вроде не выпила. Оглянись вокруг: день, солнце светит, там дорога, автомобили проносятся мимо… Что ты городишь?! Какой еще хозяин?!
М и р а. Хозяин этой прогнившей развалюхи. Для него она имеет особое значение. Сначала надо завладеть тем, что собираешься потом уничтожить.
З о ф и я. И впрямь ходит… Как он осмеливается?!
М и р а. Отец перепишет на его имя дом и все прочее имущество.
З о ф и я. Ну, такое лишь во сне может присниться! Ты знаешь что-то, чего я не знаю?
М и р а. Я знаю, что этот человек заберет все, что сможет, кроме меня.
З о ф и я. Ты сходишь с ума!
М и р а. Нет! Послушай же! Стучит так, будто требует. Он ничего не спрашивает. Возьмет все, может, даже тебя. Меня он не возьмет, хотя я этого хочу.
З о ф и я. Да он всего лишь приблудный дальний родственник. Кто в здравом уме даст ему что-либо?!
М и р а. Отец по своей слепоте.
З о ф и я. Опять не понимаю.
М и р а. В честь блудного сына заколют тельца… Для блудного сына и дом, и все прочее. Ты же видела, как он шептался вчера с отцом, после чего отец отступился.
З о ф и я. Ты полагаешь, этот человек знает о Милане нечто такое, что может скомпрометировать отца?
М и р а. Знает!
З о ф и я
М и р а. Как это?
З о ф и я. А так, ни за что!
М и р а. Почему?
З о ф и я. Твой отец взял меня к себе, когда вы сами впроголодь жили. Он был первым человеком, кто взял меня на руки и приласкал. Только он смотрел на меня с улыбкой, садился рядом с моей постелью и отгонял мои страхи. Он показывал мне форель в ручье, маргаритки, ноготки, светлячков, звезды, багряную луну, нес меня на плечах, возвращаясь с прогулок. Обычная лужа превращалась у него в сверкающие морские просторы, по которым плыли корабли. Если у нас бывало плохое настроение, он рисовал нам картинки, чтобы развеселить. Всегда заботился о нас, развлекал, был удивительно добр, был для нас
М и р а. Просто невероятно, что ты именно такой представляешь себе нашу жизнь!
З о ф и я. Именно такой, Мира!
М и р а. А мама? Ее смерть, эти дни в больнице?
З о ф и я. Он страдал больше всех!
М и р а. И ты никогда не задумывалась о себе? Прислуга целую жизнь, старая дева. Высушенная груша.
З о ф и я. Ой, Мира! Мы уже сто раз становились свидетелями твоих романов, и всякий раз, когда на тебя это находило, ты кричала: «Сумасшедший дом! Поджечь его! Сбежать!»
М и р а. Скажи откровенно: ты в самом деле никогда не была влюблена?
З о ф и я
М и р а. Ты сейчас сказала «отец», а не «дядя», как обычно, и, наверное, скажешь, что веришь в его открытия? Да?
З о ф и я
О т е ц
З о ф и я. Вы слышали, дядя!..
М и р а