О т е ц. У меня нет сына. Я отрекся от него.
В е т р и н. Нет, не отреклись! К тому же для вашего семейства это не так просто…
О т е ц. Что ты имеешь в виду?
В е т р и н. Я могу это сказать только вам.
М и р а
З о ф и я
М и р а. Почему?
З о ф и я. Мы действительно были хорошей, тихой семьей, и если Милан оступился, то больше это не повторится… Мира, я знаю, этот человек лжет, он задумал что-то недоброе… я готова сгорбить!
М и р а. Ой! Ты, Зофи?
З о ф и я
О т е ц. Да.
М и р а
В е т р и н. Благодарю…
М и р а. Подожди. Скажи мне сначала, какой черт тебя к нам занес, что за дурацкая затея? Маленький домик, старик, две немолодые крали… Что ты потерял здесь? Что ищешь?
В е т р и н. Может быть, тебя, кузина…
КАРТИНА ВТОРАЯ
З о ф и я. Дядя еще не вставал?
М и р а. Отец ждет, когда ударят в колокол. Ты знаешь, я тебе помогать не собираюсь.
З о ф и я. Да и ни к чему: все уже готово.
М и р а. Знай также, что это пиршество сидит у меня в печенках.
З о ф и я. Обычно ты говоришь о почках.
М и р а. Ну и ну! С чего бы это? Такие колкости!
З о ф и я. Прости! Я с самой весны думала, как устроить эти именины получше, а сегодня мне страшновато. Это вроде самозащиты получилось.
М и р а. Я знаю! Капля кислоты упала на благородный металл, на жертвенный алтарь, на прекрасные мысли.
З о ф и я. Ты меня двадцать пять лет переносишь такой, какая я есть, и, хотя я всегда казалась тебе смешной и немного чудаковатой, притворной, ты никогда не смеялась мне в лицо.
М и р а. Ты прекрасно знаешь, что у меня на это есть свои причины.
З о ф и я. Он был у тебя вчера?
М и р а. Не пришел. И не спрашивай, сама скажу: да, я бы ему открыла! Всю ночь я не спускала глаз с двери, казавшейся мне триумфальной аркой, вокруг которой должна рассеяться мгла, чтобы я могла пройти через нее. Он не постучался. Я бы душу на порог положила, пусть бы наступил на нее, если б она у меня была. И эти наши садики, скатерки, часы и барометры, поверишь ли, все бы на нары променяла, только бы с ним вдвоем. А он дверь не открыл. От сидения я отекаю, вот в чем дело… Зофи, ты и вправду не видишь, что мы с тобой сморщились, как высохшие яблоки, что мы живем в резервации, которая только затем и не обнесена забором, что ее нет смысла уничтожать, она никому не нужна…
З о ф и я. Ты думаешь, Милан поэтому…
М и р а. Поэтому он ушел из дома. Но опоздал. Блудный сын всегда попадает в дурную компанию. Этот осел Милан думает о семье, а мы думаем о нем, но ни один из нас не сделает шагу вперед. С таким грузом за спиной стены не перелезть.
З о ф и я. Как ты можешь говорить такое, Мира? Ты же не перестаешь думать о Милане!
М и р а. Это старик думает! Сын — его семья. Стоя перед зеркалом, он бранит, поучает, пристает с просьбами — разговаривает с тенью своего сына, которого считает своей семьей.
З о ф и я. Зачем ты мне это сейчас рассказываешь?
М и р а. Потому что ты затеяла семейное торжество, а я знаю, это торжество обернется трагикомедией…
З о ф и я. Я этому не верю!
М и р а. Святоша! Где ты живешь? Люди на ракетах летают, пахари на тракторах пашут, на юге Сахары миллионы людей умирают с голода — а ты разыгрываешь сельскую пастораль.
З о ф и я. Вы меня взяли в свой дом еще ребенком, когда я осталась сиротой. Я не знаю людей лучше вас, и жизни не знаю лучшей.
М и р а. А мы из тебя служанку сделали. Старый слепой медведь держит тебя в берлоге.