Ф е л и п е. И декрета нет…
Б а л т а з а р. Время, отец!
Не понимаешь?
Ф е л и п е. Возможно, понимаю… Все равно объясни!
М а р г е р и т а. Фелипе!..
Б а л т а з а р. Каждая любовь однажды сама себе надоедает. Верность стареет, залезает в угол и дремлет. Приверженность нужно кормить сырым мясом и укрощать при помощи бича, точно так же как дикого зверя в клетке. Человеческое деяние не может вечно пребывать в парадном облачении.
Ф е л и п е
Б а л т а з а р. Прикажешь быть более конкретным? Пожалуйста! Ты завоевал эту страну. Потом подарил ее его апостольскому величеству, а его величество вознаградили тебя поцелуем в лоб. Ах!.. Как давно это было, не так ли?.. Наверное, сейчас придворные говорят: «Ваше величество, дон Фелипе прислал из-за моря письмецо…» А величество: «Дон Фелипе?.. Кто это? Ах, тот… Ну как же…» Его величество не убеждены, что каждый поцелуй — присяга на вечную верность.
Ф е л и п е. Кто это научил тебя рассказывать сказки?
Б а л т а з а р
С у а н ц а. Не знаю.
Б а л т а з а р. Знаете, однако предпочитаете заткнуть уши и помалкивать. О чем вы вообще говорите, падре?
С у а н ц а. Обо всем.
Б а л т а з а р. Нет! О кошках доньи Маргериты. О новой амазонке доньи Каэтаны. Иногда, с церковной кафедры, о страданиях господа нашего Иисуса Христа. Но хоть раз вы говорили о страданиях моего отца?
Ф е л и п е. Езди на моей душе, сынок, езди смелее! Я ведь разрешал тебе это двадцать лет…
Б а л т а з а р. Еду! Допустим, я тебя спрошу: не воображаешь ли ты, будто тебя помнят?
Ф е л и п е. Нет!
Б а л т а з а р. Что благодарность государя и отечества остается на веки вечные?.. И время, в которое мы живем, должно быть непрерывным празднеством?.. И где? Ты пристально смотришь на меня и, может быть, действительно не понимаешь… Разве можно устраивать празднества в пустыне? Каэтана тебе куда как ясно объяснила, где мы находимся, в какой стране. Господин секретарь перевел ее слова в цифры. На невозделанных полях растут лишь сорняки.
Ф е л и п е. Довольно!
М а р г е р и т а. Здравицу, Фелипе! Пожалуйста!
Ф е л и п е. В честь кого? В честь кого? В честь этих теней?
Д о л г о в я з ы й. Генерал, я не привык говорить речи… Но кто-то должен… Мне бы хотелось напомнить, что мы верны присяге, но иногда обстоятельства бывают сильнее…
Ф е л и п е. Верны!..
Д о л г о в я з ы й. Вам!
Ф е л и п е. А когда на меня кидается пес и хватает за ногу, вы, вместо того чтобы схватить палку, в лучшем случае кричите ему «прочь» или «пш-ел»!..
Д о л г о в я з ы й. Генерал…
Ф е л и п е. Я не о своем сыне говорил, не бойся! Кусачих собак полно, и самых разных. Голод тоже пес. И невозделанная земля — пес. Пес — это засыпанные колодцы. Пес — это заброшенные дороги. Я не стану тебя спрашивать, сколько у тебя земли…
Д о л г о в я з ы й. Да ведь мы и не мерили ее по-настоящему.
Ф е л и п е. И о том, сколько ты из нее выжимаешь…
Д о л г о в я з ы й. Мало, почти ничего. Двадцать слуг караулят сотню индейцев, которых я отобрал для работы. И все равно они уходят. Точнее сказать, сбегают. Один. Два. А то и пятеро за неделю. Земля отказывается давать урожай. Индейцы — работать…
Ф е л и п е. И ежедневно истребляете вы по семье…
Д о л г о в я з ы й. Когда как придется…
Ф е л и п е. А некоторые сами, не так ли?
Д о л г о в я з ы й. Зайдешь в хлев, а он висит на балке и показывает тебе язык. А то находишь в крапиве — сидит, завернувшись в пончо, и усмехается.