Андрей Сахаров

24 декабря 1952 года Берия, по правилам партийной бюрократии, перенаправил материалы Маленкову, секретарю ЦК, ведавшему идеологией. При этом в сопроводительном письме Берия информировал своего товарища по Политбюро:

«Известные Вам физики тт. Курчатов, Алиханов, Ландау, Тамм, Кикоин, [А. П.] Александров, Арцимович, Сахаров, Головин, Мещеряков, Флеров, Леонтович, разделяя взгляды, содержащиеся в статье ак. Фока, обратились к нам с просьбой об опубликовании этой статьи», поскольку считают статью Максимова «антинаучной и неправильно ориентирующей наших научных работников и инженеров». «Инженеров» Берия добавил от себя, напоминая, что эти физики занимаются важнейшим инженерным делом, а не просто эйнштейнианством (реакционным ли, прогрессивным ли).

Так был решен философский вопрос.

И хотя ученый совет ФИАНа 9 февраля 1953 года принял решение «О философских ошибках в трудах академика Л. И. Мандельштама», на публичном обсуждении Леонтович заявил о своем несогласии, а Фок отказался подписать заключение комиссии¹⁰⁰.

Осенью 1952 года началось — тоже с помощью ядерного оружия — и очищение от «плесени» университетской физики. Здесь Курчатов пришел на подмогу выдающемуся математику И. Г. Петровскому, ставшему в 1951 году ректором МГУ. Новый ректор обнаружил, что физический факультет главного университета страны не подпускает к студентам виднейших отечественных физиков, в том числе авторов лучших университетских учебников. И в то же время руководство факультета поддерживает смехотворную лабораторию во главе с человеком, не имеющим отношения к физике, — уже известным нам Знойко. Тем не менее своих сил ректору не хватило.

В декабре 1952-го лабораторию Знойко обследовала комиссия под руководством одного из заместителей Курчатова. Эта комиссия, как жаловался в ЦК партийный лидер физического факультета, «после шестичасового «налета» на лабораторию написала заключение, представляющее направление работ антинаучным»¹⁰¹. Потребовался еще год, прежде чем в ноябре 1953 года два министра (Средмаша и культуры!) и два высших руководителя Академии наук направили свои предложения руководству страны, начав с общей оценки:

«В течение многих лет физическим факультетом Московского Университета управляет беспринципная группа, не представляющих, в значительной своей части, никакой научной и педагогической ценности работников. В свое время участники этой группы выжили из Московского университета целый ряд крупных ученых-физиков. <…> Эта группа под предлогом борьбы с идеалистическими взглядами дискредитирует крупнейших ученых нашей страны и в то же время поддерживает людей, не знающих современную физику, например инженера А. П. Знойко (заведующий лабораторией № 15 физического факультета) <…>. Попытки ректора Московского университета академика И. Г. Петровского привлечь к профессорско-преподавательской работе крупных ученых были встречены этой группой в штыки, а академика Петровского обвинили в том, что он проповедует культ личности и авторитетом крупных ученых хочет подавить молодых, оттереть их в сторону».

В письме предложены сильные меры, а среди тех, с кем они обсуждались, названо также имя Сахарова¹⁰². В итоге 5 августа 1954 года постановлением ЦК «О мерах по улучшению подготовки физиков в Московском государственном университете» декан физического факультета был снят, а наиболее ярым защитникам «университетской физики» пришлось покинуть университет. Совершенно секретная лаборатория № 15 и ее заведующий Знойко исчезли бесследно.

Впрочем, один след остался. В 1952 году в Издательстве иностранной литературы вышел перевод «Лекций по атомной физике» знаменитого Энрико Ферми и в анонимном редакционном предисловии к переводу упомянуты «работы Знойко».

До 1951 года редакцией физики в этом издательстве заведовал Леонтович. После его ухода в Проект эту должность передали декану физфака МГУ, что уже говорит о мощных покровителях университетской физики. А анонимное предисловие, донесшее до наших дней имя «эмпирического физика» Знойко, показывает, сколь серьезна была угроза «лысенкования» отечественной науки. Если бы история соединила способности Терлецкого, Максимова и Знойко в одном деятеле и, наоборот, разъединила бы способности, которыми был наделен Курчатов, то участь советской физики могла быть гораздо печальнее.

Секретная наука и жизнь на Объекте