Андрей Сахаров

История Гипербомбы опровергает шаблонную мудрость о том, что «история не знает сослагательного наклонения». Для историко-научных вопросов «что было бы, если бы…» не обязательно ждать встречи с инопланетной цивилизацией и инопланетной историей. Достаточно изоляции секретностью холодной войны, чтобы сопоставить два варианта истории Гипербомбы — в США и СССР, — и это сопоставление, как мы видели, проясняет оба развития событий. Помогает и то, что благодаря Фуксу изоляция была неполной.

В результате можно обосновать журналистский титул «отец водородной бомбы» и для Теллера, и для Сахарова — оба смотрели на это с иронией и подчеркивали коллективность отцовства. Появляются также основания назвать Фукса «дедом водородной бомбы». Административно его роль в советском проекте несомненна (разведдоклад 1948 года инициировал привлечение теоретиков ФИАНа, включая Сахарова), но что касается идейного влияния, то советская история усиливает позицию Бете в его расхождении с Теллером: если Зельдович не воспринял идею Фукса, а Теллеру потребовалось долгих пять лет, чтобы осознать ее потенциал, то значит, и ее роль подсказки была невелика. Возможно, правда, что, обдумывая, какие познания Фукса пригодились бы советским бомбоделам, и уже зная, что Супертруба не работает, Теллер мог по-новому увидеть старую идею Фукса об излучательной имплозии. В таком случае у него были причины переоценить идею Фукса и недооценить свое прозрение.

Помимо лично-исторических заслуг, сравнительная советско-американская родословная Гипербомбы освещает важный вопрос о научных секретах. Понятие «научного секрета» кажется естественным для ненаучной публики, но не для людей науки. Уже вскоре после создания атомной бомбы Бете фактически отверг понятие «атомного секрета», предсказав, что в любой из нескольких стран с развитой наукой (включая СССР) атомная бомба может быть создана самостоятельно за пять лет⁸⁰. По иронии истории, советская атомная бомба была сделана не самостоятельно, хотя эксперты-физики сходятся в том, что разведка в этом случае сэкономила всего лишь год-два. Еще бóльшая ирония проявилась в том, что — под сильным впечатлением от «гениального прозрения» Теллера при изобретении Гипербомбы — Бете, противореча себе, высказал мнение, что это изобретение «было в большой степени случайным» и что поэтому «невозможно предсказать, было ли или будет ли сходное изобретение сделано в советском проекте»⁸¹. Фактически он говорил о невоспроизводимости этого изобретения. Выходит, не веря в «атомный секрет», он поверил — по меньшей мере в мае 1952 года — в «термоядерный».

Самостоятельное изобретение советской Гипербомбы подтверждает первоначальное отношение Бете к понятию научного секрета. А тот факт, что Бете оценивал изобретение Теллера столь высоко — по мнению многих, слишком высоко, — помогает понять столь же высокое отношение Зельдовича к научному таланту Сахарова. По свидетельству Виталия Гинзбурга, Зельдович говорил: «Других физиков я могу понять и соизмерить. А Андрей Дмитриевич — это что-то иное, что-то особенное»⁸². Понимание несоизмеримости сформировалось у Зельдовича именно в годы его наибольшей близости с Сахаровым, когда они создавали советское термоядерное оружие и в особенности когда работали над Гипербомбой. К тому времени относится свидетельство близкого сотрудника Зельдовича о его «исключительно бережном, трепетном» отношении к таланту Сахарова: «Я — что, а вот Андрей!»⁸³

Если Бете счел изобретение Теллера «гениальным прозрением», то у Зельдовича была и дополнительная причина для восторженной оценки Сахарова. Ведь Зельдович познакомился с идеей излучательной имплозии в разведдокладе Фукса, но не понял ее, а Сахаров, не знакомясь, открыл ее заново, оценил ее значение и многое сделал для ее воплощения.

Все эти советские подробности были неизвестны американским ветеранам термоядерного оружия. Поэтому, исходя из правдоподобных общих соображений, они «всегда удивлялись, как быстро советские физики продвигались вперед», и легко подозревали шпионскую помощь⁸⁴.

Как мы уже видели, неправдоподобные, но зато надежно установленные факты это исключают. Хотя путь к советской Гипербомбе облегчила Слойка, послужившая промежуточным опорным пунктом, чтобы пройти этот путь, понадобился мощный изобретательский талант Сахарова. Его секретная решающая роль в создании советского гипероружия, по иронии истории, определила через много лет другую, совершенно открытую и не менее важную роль в истории родной страны и мира — в утверждении прав человека как основы международной безопасности и прогресса. В 1950-е годы, однако, ничто не предвещало такое преображение физика-теоретика.

Глава третья ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ФИЗИКА И СОВЕТСКАЯ ПРАКТИКА

Тамм, Ландау и «дело»

В 1950-е годы Сахаров общался с Зельдовичем постоянно и близко: «В течение дня то он, то я по нескольку раз забегали друг к другу, чтобы поделиться вновь возникшей научной мыслью или сомнением, просто пошутить или что-то рассказать».