Андрей Сахаров

Новое направление родилось в начале 1954 года в ситуации двойного тупика, когда осознали, наконец, бесперспективность Трубы и исчерпанность Слойки. Только тогда сосредоточились на общей идее «атомного обжатия», которую Сахаров выдвинул «в форме пожелания» еще в 1949 году — за два года до того, как Улам предложил свои «Гидромеханические линзы», и за пять лет до того, как Сахаров переоткрыл аналог «Излучательных зеркал» Теллера.

Такая хронология советской водородной бомбы подкрепляет мнение Бете о том, что именно Теллер сделал «решающее изобретение» — нечто существенно большее, чем модификация предложения Улама и идеи Фукса. Ведь Сахарову потребовалось пять лет, чтобы перейти «от Улама до Теллера». С другой стороны, Зельдович, «очень острый человек», получивший идею Фукса, можно сказать, из рук ее автора, не сумел найти в ней толк. А то, что Сахаров столь быстро нашел применение вспышке «ярче тысячи солнц», говорит больше о его изобретательском таланте, чем о тугодумии американцев. Дело в том, что идейное расстояние, отделяющее Гипербомбу от Супертрубы, гораздо больше, чем от Слойки.

Проект Супертрубы состоял из двух разных задач, которые на «костровом» языке можно сформулировать так:

1) сконструировать зажигалку, чтобы поджечь термоядерный хворост костра;

2) сделать так, чтобы термоядерное пламя распространилось на весь костер.

В 1948 году Фукс не знал, что вторая задача неразрешима, и главным в его разведсообщении было решение первой задачи — об устройстве зажигалки, в котором использовано обжатие с помощью излучения атомного взрыва, или «излучательная имплозия»⁷⁵. К этой конструкции Фукс имел прямое отношение: в мае 1946 года, незадолго до отъезда из США в Англию, он совместно с математиком Джоном фон Нейманом подал заявку на ее патентование⁷⁶.

Совсем другое дело, однако, — устройство самого костра. В Супертрубе — это рыхло уложенный хворост при сильном боковом ветре. А в Гипербомбе, перед тем как сработает зажигалка, хворост уплотняется, чтобы пламя костра не сбил никакой ветер. Разумеется, для перевода с костровых масштабов на термоядерный требуются миллиардные множители. Главной заслугой Теллера было осознание того, что хворост надо предварительно уплотнить и что сделать это может излучательная имплозия, придуманная Фуксом для зажигалки. А главной заслугой Сахарова было переоткрытие излучательного инструмента обжатия. Обжатие же Слойки — уплотнение термоядерного хвороста — было частью конструкции с самого начала, когда инструментами обжатия были обычная взрывчатка и сахаризация. Поэтому, открыв суперинструмент излучения, было уже проще от Слойки шагнуть к Гипербомбе.

Сравнивая американский и советский пути, можно сказать, что в США пришлось сделать один большой прыжок изобретательства, а в СССР — два меньших, с промежуточной «опорой» в Слойке. Важнейшей предпосылкой для открытия Гипербомбы и в США, и в СССР было закрытие предыдущих направлений. В США решающую роль в закрытии Супертрубы в 1950 году сыграл Улам. А в СССР надлежало закрыть два предыдущих направления — Слойку и Трубу, что потребовало коллективных усилий при участии Льва Ландау⁷⁷.

Подыскивая способ попроще рассказать о сложной физико-математической проблеме, рискуешь создать впечатление, что она не так уж и сложна. Чтобы так не думать об изобретении Гипербомбы, напомню оценки коллег-очевидцев, близко знавших изобретателей и профессионально знавших физику и математику этого изобретения каждый в своем — американском или советском — варианте. Бете назвал это изобретение «гениальным прозрением», и Ферми употребил слово «гений», говоря о Теллере как «герое создания водородной бомбы» (напомню, что это — мнения выдающихся теоретиков, нобелевских лауреатов)⁷⁸. А с другой стороны, академик Феоктистов счел изобретение (Третьей идеи) столь неожиданным, что предположил его «неестественное» — импортное — происхождение.

Эти два впечатления, возникшие по разные стороны железного занавеса, фактически подкрепляют друг друга в том, насколько новаторской была идея Гипербомбы.

Сопоставление советских и американских событий проясняет также теллеровскую недооценку «гениальности» своего изобретения. Говоря словами Теллера 1954 года, «это не было великим достижением, не было и особенно замечательным. Это просто надлежало сделать. Это не было совсем уж просто… Но полагаю, что если бы лаборатория с такими первоклассными людьми, как Ферми, Бете и другие, старалась решить проблему, то, вероятно, кто-то из них выдвинул бы ту же самую замечательную идею, или какую-то иную, гораздо раньше… Необходимо лишь было пристально смотреть и смотреть на проблему с некоторой убежденностью, что решение возможно»⁷⁹. Сейчас ясно, что Теллер был прав: на другой стороне глобуса Сахаров, пристально рассматривая ту же проблему, выдвинул ту же самую замечательную идею, притом без знакомства с идеей Фукса.