Али-баба и тридцать девять плюс один разбойников

— Да! — повторил Ахмед, восхищенно поедая глазами своего главаря. — Вы, как всегда, правы, шеф!

— Да ну тебя, Ахмед, — Махсум внезапно повесил плечи и вернулся к костру. — Все у тебя «да».

— А разве «нет»?

— Уйди, Ахмед, я в печали, — отмахнулся от него дымящейся палкой Махсум. Палка шурхнула, прочертив в воздухе огненную дугу.

— Хорошо, шеф, но что передать фраеру?

— Передай… А-а, что хочешь, то и передай.

Ахмед отошел от Махсума и тихонько спросил у Шавката, копавшегося в дорогих тряпках:

— Чего это с ним?

— Не знаю. Он весь день уже сидит какой-то опущенный. Никого видеть не хочет и слышать тоже, — на мгновение оторвался Шавкат от устроенной им внеочередной ревизии и сразу же продолжил прерванное любимое занятие.

Ахмед только плечами пожал. Дотопав до ожидавшего у входа в пещеру гонца, Ахмед поднял голову и неуверенно повертел в пальцах записку.

— Так что передать Великому? — спросил гонец, которому никак не терпелось как можно скорее покинуть разбойничье логово. Слишком неуютно здесь было, да и обратный путь неблизкий.

— Передай… Передай ему… — Ахмед наморщил лоб, силясь построить фразу в духе Махсума. — Передай ему, что пахан не так крут, как кумекает, и пусть шлет ксивы без наездов — мы ему не эти… не холуи. А дело будет на мази.

Гонец повращал глазами, не поняв ни слова из сказанного. Повторить, а, тем более, запомнить такое, ему было просто не под силу.

— Знаешь, ты лучше записку напиши, — попросил он, — а то я еще чего-нибудь позабуду или напутаю случайно.

— Эх ты! И чему тебя только в медресе учили, — вздохнул Ахмед, присел на камешек и принялся выводить грифелем на обороте записки. Гонец терпеливо ждал. — На! — Ахмед наконец поднялся с камня и протянул гонцу сложенную вдвое записку. — Передашь лично в руки. Если что — съешь!

— Все как обычно, — гонец повернул коня и пришпорил его. — Делать мне больше нечего, как жрать твою писанину, разбойная морда, — проворчал он, отъехав на приличное расстояние.

Ахмед тем временем вернулся в пещеру и подсел к Махсуму. Тот все еще ковырялся палкой в углях.

— Что вы делаете? — полюбопытствовал он.

— Картошку пеку.

— Зачем?

— Чтобы есть, зачем же еще!

Ахмед только теперь заметил торчавшие средь углей опаленные почерневшие бока картофелин средней величины.

— Есть? Такое черное? — усомнился он, поглядывая то на картошку, то на своего патрона.

— Ты что, печеной картошки никогда не ел?

— Нет, — повертел головой Ахмед. — И знаете, что-то не особенно и хочется.

— Дурак ты — это же вкуснятина!

Ахмед ничего не ответил. На его взгляд, мясо, зажаренное на углях, было гораздо аппетитнее, нежели обугленная картошка.

— Ахмед! Ахмед, где ты? — донесся встревоженный голос одного из разбойников, которого звали Азиз.

— Я здесь! — тут же вскочил Ахмед, хватаясь за саблю.

— Ахмед, новенький… Касым… он сбежал!

— Как сбежал? — растерялся Ахмед.

— Вот так, — показал разбойник, двигая двумя пальцами.

— Я тебя не об этом спрашиваю, болван!

— А о чем же? — разбойник выглядел крайне озадаченным.

— Я спрашиваю: почему ты не задержал его?

— Он сказал, что ему нужно… кхе, кхе, — откашлялся в кулак разбойник, — ну вы понимаете.

— Догнать! Вернуть! — взмахнул Ахмед саблей, сверкнувшей в пламени костра кровавым отблеском.

Разбойник едва успел втянуть голову в плечи, как сабля, описав полукруг, прошлась у него точно над головой.

— Слушаюсь, Ахмед! — разбойник подхватился и бросился к стоявшим у выхода коням. — За мно-ой! — крикнул он товарищам на бегу.

— Эх, шеф, говорил я вам: нужно отрубить ему башку! Просто нужно и все тут, а вы… Э, да что теперь говорить, — Ахмед опустил саблю, обернувшись к Махсуму, спокойно чистившему дымящуюся картофелину.

— Делай что хочешь, — ответил тот, отколупывая с картофелины угольки и дуя на пальцы. Ему уже было решительно на все наплевать.

Ахмед только рукой махнул и побежал к своему коню, на бегу убирая саблю.

…Касым долго придумывал, как бы отвязаться от разбойников и остаться в живых. Становиться разбойником ему хотелось не очень, вернее, совсем не хотелось — страшно, утомительно и можно лишиться головы ни за что ни про что, как бедняга Абдулла. Случай попытаться бежать выдался лишь поздним вечером, когда утомленные разбойники были заняты ужином. На часах у распахнутой двери пещеры стоял лишь туповатый Азиз.

Касыму Азиз доверял — как не доверять человеку, которого главарь лично посвятил в разбойники, — но еще у Азиза был четкий приказ Ахмеда: следить за новеньким в оба глаза, не отпуская одного никуда. Касым же постоянно вертелся возле выхода, и это сильно раздражало Азиза, которому уже давно хотелось перекусить и отдохнуть, а он должен был следить за этим боровом.

— Чего ты тут бродишь? — не выдержал Азиз, когда Касым в десятый раз вышел «подышать свежим воздухом». — В пещере такой же воздух, как и снаружи. Иди туда.

— Нет, там другой воздух. И вообще, разве мне запрещено выходить из пещеры?

— Не запрещено, но и делать тебе тут нечего.

— А если я хочу того…

— Чего «того»?

— Ну, того, по-большому? — Касым переступил с ноги на ногу, показывая, как ему совсем невтерпеж.