Али-баба и тридцать девять плюс один разбойников

Некоторое время опять все было тихо и спокойно, потом Махсуму показалось, что кто-то совсем рядом чавкает, противно так, с придыхом, словно наслаждается производимым эффектом. Махсум приподнялся на руках и огляделся по сторонам, но в темноте не было видно ни зги.

— Слушай, как там тебя… Шавкат! Завязывай жрать при исполнении.

— Я ничего не делаю, — донесся до ушей Махсума оскорбленный и тонкий голосок совершенно с другой стороны. — И я очень мало ем, кстати!

— А кто это тогда тут развлекается?

— Это, наверное, тот тушканчик, — осторожно заметил Ахмед. — От меня ушел, а к вам пришел.

— Я этому тушканчику морду набью, если это сейчас же не прекратится! — рассвирепел Махсум, вскакивая с песка и поводя руками вокруг себя.

Чавканье разом стихло, но потом опять началось, причем, с удвоенной энергией.

— Все! Хана тебе, гнусный тушканчик! Где ты прячешься? — Махсум сделал два шага по направлению к источнику звуков, пытаясь нащупать его руками. Вдруг руки его уперлись во что-то узкое, шершавое и влажное. — Ага, вот ты где!

Чавканье разом стихло, сменившись озадаченным посапыванием.

— Сейчас, погоди, — Махсум похлопал себя по карманам штанов, куда он засунул на всякий случай дорогую бензиновую зажигалку, которую зачем-то спер у одного типа на автобусной остановке еще в своем времени. Махсум никогда не курил, но зажигалка была очень красивой, с давленым орнаментом на хромированной поверхности, и от желания обладать ей у него аж руки зачесались.

Достав ее, он откинул крышку и пощелкал колесиком. Посыпались искры, и на кончике фитиля вспыхнул яркий огонек.

— О, великий шеф! — воскликнул пораженный Ахмед, подползая на коленях к Махсуму. — Вы укротили злобного ифрита, джинна огня! Простите, что я сомневался в вашем могуществе!

— Хр-р! Пф-р-р!

Огромная, прямо-таки кошмарная морда с крупными пеньками желто-коричневых зубов, длинной узкой пастью и выпученными глазами тоже заинтересовалась пламенем, надвинувшись из темноты на Махсума. Раздвоенная верхняя губа переходила в крупный приплюснутый нос с узкими ноздрями. Ноздри возбужденно к чему-то принюхивались, то раскрываясь, то вновь сходясь. С нижней губы свисала пена, клочьями срывающаяся и падающая на песок.

Махсум, не ожидавший ничего подобного, инстинктивно отпрянул назад. На тушканчика это животное вряд ли походило, даже по одним только габаритам.

— Фы-ыр! — выдохнула морда из ноздрей, задув пламя зажигалки. Все вокруг тут же вновь погрузилось во тьму. Зажигалка выпала из разом ослабевших пальцев Махсума.

Что-то хрустнуло, звякнула цепь или что-то похожее на нее.

— А! — коротко вскрикнул Ахмед. — Шайтан! Это шайтан!

— Пустынный дэв! — крикнул еще кто-то из разбойников.

— Гуль, это гуль! Я узнал его! — донеслось справа.

— Караул! Спасайся кто может!

— Мама-а!

Разбойники заметались, наскакивая друг на друга, натыкаясь непонятно на что в кромешной тьме и подвывая от ужаса. Махсум упал на колени, шаря рукой в поисках оброненной зажигалки. Кто-то пронесся мимо, наступив Махсуму на пальцы, когда ему уже удалось нащупать холодный металл. Махсум взвыл дурным голосом, тряся рукой.

— А-а, мы пропали! Пропали! — голосил Ахмед.

— Хр-р!

— Помогите, меня кто-то лижет! Он меня сожрет! Ай-яй! — фальцетом надрывался толстый Шавкат.

— Идиоты! — выкрикнул Махсум. — Факелы! Давайте факелы.

— Где вы, шеф? — это уже Ахмед. — Я вас не вижу!

— Я здесь. Дай скорее факел!

— Вот, вот факел!

— Где?

— Да вот!

— Ай, ты мне в глаз ткнул, идиот! — возопил Махсум, приплясывая на месте и держась рукой за правый глаз, из которого градом полились слезы. — О, как больно!

— Простите, шеф! Скорее вызывайте ифрита! Ну же!

— Какого еще ифрита, болван?

— Который у вас в железной коробочке сидит.

— Это зажигалка!

— Так зажигайте, чего вы медлите!

Махсум опомнился и принялся вновь щелкать колесиком. Огонек вспыхнул. Ахмед тут же ткнул в него факелом. Пламя лизнуло паклю, пропитанную смолой, и весело побежало по ней, чадя и быстро разгораясь.

— Стойте, идиоты, это верблюды! — воскликнул Ахмед, когда потрескивающее, мигающее пламя выхватило из темноты сгрудившихся кучкой у своих животных людей. — Это наш караван!

Разбойники, прекращая метаться, один за другим замирали на месте, оборачиваясь к ярко пламенеющему в ночи светочу.

— Верблюды?

— Как верблюды?

— Караван? Это же караван! Держи их, хватай!

— Ах вы, гады! Прикинулись шайтанами, пустынными гулями! Хотели нас напугать, да? Всех перережу!

Разбойники, пылая гневом и ненавистью, повыхватывали из ножен кривые клинки и медленно пошли на трясущихся от страха людей, в молитвенном жесте протягивающих к разбойникам ладони:

— Не надо! Не губите! Пощадите! Мы не хотели!

— Хватай их! Гаси! — выкрикнул Ахмед, первым бросаясь на богато одетого толстяка, вероятно, владельца каравана.

Высоко вскинув саблю, он полоснул ей сверху вниз, но толстяк успел упасть на песок, закрывая голову руками, и лезвие наискось рассекло два мешка, притороченных меж горбов верблюда. Из мешков на голову караванщика посыпалось зерно. Тот вздрогнул и затих, прикидываясь мертвым.