Что угодно, только не это. Ему надо защищать то, что осталось от семьи. Людвиг не подпускал остальных солдат к Гретхен, старшей сестре, с тех пор, как объявил её своей. Но Аннализе хоть и едва исполнилось четырнадцать, уже притягивала жадные взоры. С ней могли бы считаться, обладай она статусом сестры одного из наёмников. И с бабушкой. Если Ханса вышвырнут, Аннелизе стане палаточной шлюхой еще до того, как ей исполнится пятнадцать. А бабушка просто умрёт, брошенная всеми где-нибудь в полях.
Ханс решил, что со своим желудком ему справиться удалось. Он поднялся на ноги и, шатаясь, побрёл к выходу. Глаза изо всех сил старались избегать глядеть на пару трупов, сваленных в углу дома. Старухи. Должно быть, мать и тётка того крестьянина. Солдатне они были без интересу. Он вспомнил, как Людвиг с другим наёмником мимоходом прикончили их. Будто пару цыплят.
Он избегал смотреть на единственную кровать в комнате. Его новые товарищи как раз задействовали её прошлой ночью. Ханс лил в себя дрянное пойло только ради того, чтобы избежать вовлечения в игрища на кровати. Людвиг с его бандой наверняка бы принудили его. Надраться в стельку было единственной возможностью этого избежать.
Теперь кровать уже пуста. Дочку крестьянина и брата уже наверняка отправили в обоз. Тяжелой будет её судьба, но его – ещё тяжелее. В отличие от Гретхен, сестры Ханса, девчонка недостаточна хороша собой, чтобы стать наложницей какого-нибудь солдата. Станет шлюхой- маркитанткой. Брат её станет одним из множества обозных беспризорников, будет на побегушках у солдат. И бить его буду нещадно по любому поводу, просто с пьяных глаз. Если повезёт и выживет, станет и сам наёмником.
Что, впрочем, маловероятно. По Хансовой прикидке мальчишке лет десять, не больше. Еды ему доставаться и того меньше, чем другим. Голод да болезни сведут его в могилу куда раньше, чем он достигнет возраста, достаточного, чтобы стать солдатом.
Выходя на двор, Ханс споткнулся в дверях. Яркий солнечный свет хоть и заставил бедную голову болеть ещё сильнее, все же показался ему Б-жьим благословением. С боль телесной он умел справляться. Сын печатника, он не так уж далеко ушёл от крестьян. Но он и сам удивлялся, сколько ещё вынесет его душа в этом мире. А солнечный свет, казалось, пусть самую малость, но облегчил её бремя.
Людвиг сотоварищи собирали обозную челядь, сгоняя их в некое подобие походного порядка. Их было душ пятьдесят, всё больше женщин и детей, прислуживавших двадцати наёмникам Людвига. У Людвига не было какого-то особого ранга в его банде. Но благодаря размерам и деспотическим манерам, положение его не оспаривалось. Такой порядок был обычным в армии Тилли. Офицерам было безразлично до тех пор, пока солдаты худо-бедно выполняли что от них требовалось в нечастых стычках или при осаде.
Обозные были тяжело нагружены солдатскими пожитками и награбленной добычей. Добыча же, если уж говорить честно, была жалкой. Ни золота, ни серебра, ни драгоценностей в крестьянских домах было не найти, да и в домах горожан было немного. Некоторые из этих «трофеев» заставляли Ханса втихую посмеиваться, хоть он и понятия не имел, в какой бойне они были добыты. Одна из женщин, «жёнка» Диего-Испанца, еле брела, шатаясь под тяжестью кроватной рамы из кованого железа. Диего вот уже восьмую неделю заставлял бедняжку таскать её на себе, хоть и не представлял себе, для чего она ему может понадобится. Испанец просто взбесился, когда осознал, что в захваченном доме не было ничего ценного. Он два часа кряду пытал хозяина, пытаясь выведать, где тот спрятал свои сокровища, которых у него и вовсе не было. Да их почти никогда не бывало. А вот кровать была. Когда Диего покончил с ним, соломенный тюфяк до того пропитался кровью, что его и брать не стоило. Так что он веле взять хотя бы раму.
Небольшого роста женщина, тащившая на себе раму споткнулась и упала на одно колено. Диего, завидев её неловкость зарычал от злости. Он подскочил к ней и пнул её ногой в бок. Она не издала даже и звука. На её лице ничего не отразилось . Она просто подобрала ноги и рывком поднялась на ноги.
Ханс вздрогнул и отвёл взгляд. Через пару мгновений он заметил своих. Гретхен как всегда стояла в самой середине толпы обозных, рядом с ней сестра и бабушка. Бабушка и сестра тащили какие-то узлы, но самый тяжелый груз как обычно брала Гретхен, хоть на ней и висел ребёнок. Она была высокой женщиной, молодой и сильной, но её привлекательность никогда ударяла ей в голову.
Ханс нисколько не удивился, заметив, что сестра взялась новеньких под свою опеку. Дочка того крестьянина была в полной прострации, её маленький братишка всхлипывал. Слёз, однако, видно не было. Все слёзы были выплаканы часами ранее.
Ханс вздохнул поглубже и зашагал к ним. У него была пара секунд до того, как Людвиг затребует его к себе, но он хотел сперва переброситься парой слов с Гретхен.