Моррис набрал в лёгкие побольше воздуха и продолжил: «Мир, из которого пришли мы, не был похож на рай. Уж точно не для евреев, да ни для кого, по сути. Но хоть там и было до чёрта злодеев, были и те, кто противостоял им.»
Он поднялся на ноги и подошёл к каминной полке. Рядом с менорой стояла маленькая фото-графия, чёрно-белая, в самой простой рамке. Морис взял её и поднёс к отцу Ребекки. Он указал пальцем на одного из людей на фотографии, мужчину небольшого роста в полосатой форме, походившего на скелет, до того он был истощен.
- Это – мой отец. Место, где сделан этот снимок, называется Бухенвальд. Как раз неподалёку отсюда.
Он ткнул уже в другого человека на снимке. Повыше и много здоровее, хотя в лице читались усталость и печаль, и тоже – в форме.
- Это – Том Стернз, дед Майкла. Он был сержантом в американском подразделении, освободившем Бухенвальд от нацистов.
Моррис вернул фотографию на место на каминной полке.
- Большинство людей не знают, то Западная Виргиния дала – в процентном отношении, конечно, не в абсолютных цифрах, – больше солдат для боевых подразделений, чем любой другой штат Союза во всех войнах, что мы вели в ХХ веке. – Он повернулся лицом вк д-ру Абрабанелю. – Вот почему мой отец переехал сюда, когда эмигрировал в Соединенные Штаты после войны. Хоть и стал первым евреем в Грантвилле. Понимаете, Том Стернз его пригласил. Многие отправились в Израиль, но мой отец хотел жить рядом с тем человеком, который спас его из Бухенвальда. Он считал, что тут – самое безопасное место.
Моррис пристально посмотрел на отца Ребекки.
- Вы понимаете, что я хочу сказать, Балтазар Абрабанель?
- О, да, - шепотом произнёс доктор. – У нас была подобная мечта когда-то, ещё в Испании.
Он закрыл глаза и принялся цитировать по памяти:
Моррис согласно кивнул. Он мотнул головой в сторону. «Отец лежит на городском кладбище. Недалеко от могил Тома Стернза и Джека, отца Майкла.» - и, убрав взгляд, добавил: «Это всё, что я собирался сказать, доктор.»
Проницательные глаза Балтазара уставились на Мелиссу:
- А что вы думаете об этом?
Мелисса со смешком ответила: «Ну, я вряд ли назову Майкла Стернза принцем!» Затем, резко вскинув голову и сжав губы, продолжила: «Хотя… пожалуй. Если вспомнить Принца Хэла, мошенника!»
Балтазар был поражён: «Вы о принце из „Генриха IV“? Вы знаете эту пьесу?»
Пришёл черёд удивляться Мелиссе: «Естественно! Но вы откуда…» Челюсть её отвисала всё ниже. «Я был на представлении, как же ещё?» - ответил Балтазар. «В театре „Глобус“ , в Лондоне. Никогда не пропускал ни одной пьесы того автора, всегда старался попасть на премьеру.»
Он поднялся на ноги и, медленно шагая по комнате, произнёс: «Я как раз вспоминал одну из них. Не „Генриха IV“, а „Венецианского купца“.» Он остановился и окинул взглядом слушавших его. Выражения лиц Морриса и Джудит полностью совпадали с выражением лица Мелиссы: широко открытые от удивления рты, выпученные глаза…
- Прекраснейший и всех драматургов, на мой взгляд. – он с сожалением покачал головой. – Боюсь, вы неверно истолковали мой вопрос о Майкле. Я нисколько не обеспокоен его вероиспове-данием.
Балтазар фыркнул в раздражении, но с некоторым даже удовольствием
- Ба-а! Я же философ и врач, а не ростовщик. А вы что думали? Вы и в самом деле ожидали, что я начну заламывать руки из-за того, что моя дочь по уши влюбилась в нееврея?
Вдруг он хлопнул руками, заломил их в наигранном отчаянии. С той театральностью он принялся раскачиваться взад-вперёд, вопя:
Мелисса громко рассмеялась, Балтазар лишь ухмыльнулся ей в ответ. Моррис и Джудит лишь смотрели на него, не отрывая глаз.
Балтазар опустил руки и вернулся на место.
- Нет-нет, друзья мои, уверяю вас, что причина была вполне светской, – его добродушное лицо вдруг сделалось жестким, почти озлобленным. – У меня нет особой любви к ортодоксальному еврейству, да и у него ко мне – тоже. Меня изгнали потому, что я утверждал, что у Аверроэса Мусульманина можно почерпнуть не меньше полезного, чем у Маймонида.
Он глубоко вздохнул и опустил голову.
- Значит так тому и быть. Мне кажется, что я обрёл свой дом здесь. И моя дочь тоже. Я лишь хочу, чтоб она была счастлива. И это единственная причина, почему я задал этот вопрос.
- Он – принц. – сказала Мелисса тихо. – Принц во всём, что только может иметь значение, Балтазар. В том смысле, что такие люди и впрямь встречаются в реальном мире.
- Я на это надеюсь. – пробормотал он с еле слышным смешком. – Для Ребекки это будет непросто, я понимаю. Боюсь, я слишком опекал её и теперь её голова полна всякой поэзии.