Зов Лавкрафта

А потом Хаггард сказал то, что сказал. Чертова память опять выкинула чертов фокус. Почему-то в эту секунду никакие другие слова, кроме тех, из детского рассказа, ему в голову не пришли…

– Честное слово, мы не сделали ничего плохого, – сказал Хаггард.

И огромная волна накрыла его лодку.

* * *

СССР. Сейсмологическая станция

в рай оне Алтайских гор

– Зарегистрированы подземные толчки в районе Тихого океана. Магнитудой около 2–3 баллов. Серия толчков практически одной интенсивности и характера.

За стенами разгулялся ветер, пасмурно, зябко. А в помещении станции тепло, сухо и пахнет сладким чаем с лимоном. «Вот как это может быть? – подумал Варданян, продолжая наносить отметки на карту. – Как на запах можно понять, что чай был сладкий?»

Он поднял голову и внимательно рассмотрел карту. Интересные дела.

– Они словно движутся, – сказал Варданян.

– Коля! Отставить фантазирование, товарищ доцент! – насмешливо сказал Глебов.

– Я не доцент. Я младший научный сотрудник, – грустно сказал Варданян. Анечка засмеялась.

– Смотрите! – сказал Варданян. – Словно по карте кто-то идет.

Варданян циркулем измерил расстояние. Присвистнул. Около километра, или 0,7 морской мили. Вот это шаг!

– Коля, фантазируешь, – опять сказал Глебов. Он был уже кандидат наук и сейчас серьезно писал докторскую. Варданян помотал головой. Нет, точно фантазирую.

– Пердимонокль какой-то, – только и сказал он. – Пойду-ка я покурю.

Он накинул куртку и вышел на улицу. По ночному небу неторопливо и размеренно текли блеклые серые облака. Уже светает. Он поежился. От недосыпа зябко и как-то… тревожно, что ли.

Анечка вышла вслед за ним. Он молча протянул ей пачку «Ленинградских» папирос. Девушка закурила, держа папиросу по-мужски, щепотью, прикрывая огонек от ветра. Веснушки на обветренном скуластом лице стали как бледные точки. Словно крошечные сигаретные ожоги. «Почему у такой хорошей девушки нет любимого человека?» – подумал Варданян. Его самого дома ждала невеста. А то бы давно влюбился…

Анечка вздрогнула. Подняла голову.

– Что там? – спросил Варданян. У Анечки был очень чуткий слух, музыкальный. Сам Варданян ничего не слышал.

– Собака воет.

– Чего она? По мертвецу?

– Да кто ее знает, – в сердцах сказала Анечка. – Воет и воет, проклятая. Третий день уже. Все сердце мне вынула.

* * *

25 июня 1959-го. Вашингтон, округ Колумбия

– Где адмирал? – спросил Гобарт. Голос его заметно дрожал.

Он вернется не скоро. Дреппер терпеливо сказал, мягко, не повышая голоса:

– Адмирал Ференц сейчас на встрече с президентом. Айка всегда сложно переубедить, он упрямый старый солдат.

– А нам тогда что делать? Пора уже начинать.

Адмирал Бёрд пожал плечами. Дернул худой шеей. Это движение было одновременно властное и жалкое. Дреппер отвернулся. Ему почему-то нестерпимо было смотреть на Бёрда, даже… немного стыдно. В халате адмирал казался царственным, а в военно-морском мундире почему-то выглядел нелепо. Словно разучился его носить.

– Без ответа президента – не можем.

Эндрю Гобарт сидел в гримерке, перед зеркалом. Его уже загримировали для пресс-конференции, но он так нервничал, что пот катился по его лицу, смывая грим. Всю раскраску смоет к чертям, в сердцах подумал Дреппер.

Если честно, ему не нравилась эта затея. И только вера в адмирала Ференца, в его гений, не давала ему выйти отсюда и заявить прессе, что это грандиозное надувательство. Афера века, а то и тысячелетия. Мы обманываем народ Америки, сказал бы Дреппер.

«Боже, – взмолился Дреппер, – пускай это все, весь этот грех, что мы сейчас возьмем на душу, будет взят не напрасно». Пожалуйста, Боже, позволь нам спасти человечество. Пусть наши методы некрасивы и жестоки, но…»

Помыслы наши чисты. Дреппер выпрямился. Галстук душил его, Дреппер поднял руку и ослабил узел. Судорожно вдохнул.

Почему здесь так душно?!

И как страшно болит голова…

Дрепперу вдруг пришло в голову, что приход старика, все это безумие, эпидемия сумасшествий, убийств и чудовищных преступлений, может быть частью божественного плана. Что, если сейчас, подумал Дреппер, мы, сами того не осознавая, выступаем против воли Создателя?

Забавно все-таки, подумал он в следующую секунду. В какой момент твое воспитание в лоне церкви, несмотря на любой твой цинизм, срабатывает – и превращает тебя из закоренелого циника в наивно верующего. «И полагаю я все свои надежды на вмешательства Господа». Дреппер перекрестился.

Вышло неожиданно ловко, словно он делал это движение не двадцать лет назад, а только вчера.

Есть вещи, которые не забываются.

Надо позвонить матери. Дреппер устало прикрыл глаза. Мама была бы рада узнать, что в один прекрасный день ее сын снова стал добрым христианином. Но это вера не помешает ему сделать все, чтобы Апокалипсис не состоялся.

Или был отложен на много лет.

«Прости, Боже. Надеюсь, отчаянно надеюсь, безумно и яростно надеюсь, что то, что сейчас происходит, это не воля Твоя. А просто испытание всем нам. Рядовой случай, а не финальный аккорд». Дреппер перекрестился. Аминь.