Жизнь взаймы

Клерфэ улыбнулся. — Я суеверный. Перед самыми гонками я не отвечаю на такие вопросы.

* * *

Это настоящая ночь Оберона,[20] — подумала Лилиан, танцуя по очереди с Фьола и с Торриани. Всё здесь одновременно околдовано ярким светом, голубыми тенями, жизнью и её нереальностью. Здесь не слышно шагов танцующих пар, улавливается только их легкий скользящий шорох и музыка. Я так всё это и представляла себе, когда слушала по радио концерты из Неаполя и Парижа, сидя в заснеженном санатории в палате с температурной картой на спинке кровати. У меня такое чувство, что умереть сейчас никак нельзя, особенно в такую ночь между луной, морем и мягким ветром, приносящим аромат мимоз и цветущих апельсиновых рощ. Здесь люди встречаются, остаются вместе совсем недолго, потом расстаются и оказываются в чьи-то чужих объятьях, меняются только лица, но руки остаются те же самые».

«Неужели те же самые? — подумала она. — Там сидит мой любимый с меланхоликом, который на краткий миг стал обладателем этого колдовского сада, и я догадываюсь, что они говорит обо мне. Сейчас как раз говорит меланхолик, а узнать он хочет то, о чем уже спрашивал меня. Он хочет знать мою тайну! Кажется, есть такая старая сказка, в которой гном смеялся только украдкой, чтобы никто не узнал его тайну — его имя.

Она улыбнулась. — О чём вы думаете? — спросил Фьола, заметив её улыбку.

— Просто вспомнила одну сказку, и речь в ней шла о человеке, у которого была тайна: никто не должен был знать его имя.

Фьола широко улыбнулся, показав свои прекрасные зубы. По сравнению с другими людьми они казались вдвойне белыми на его дочерна загорелом лице. — И у вас такая же тайна? — спросил он. Она покачала головой. — А какое значение имеет имя? — Фьола бросил взгляд на ряд матрон, расположившихся полукругом по краю танцплощадки. — Для многих людей имя — это всё, — ответил он.

Проплывая в танце мимо Клерфэ, она заметила, как задумчиво он смотрел на неё. «Он привязал меня к себе, и я люблю его, — подумала она, — люблю, потому что он со мной и не о чём не спрашивает. Когда же он начнет задавать свои вопросы? Надеюсь — никогда. Может быть — никогда. На это у нас просто не будет времени. — Вы так улыбаетесь, будто очень счастливы, — сказал Фьола. — Может быть, в этом ваша тайна?

«Какой глупый вопрос, — подумала Лилиан. — Он ещё школьником должен был усвоить простую истину, что нельзя спрашивать женщин, счастливы ли они».

— Так в чём ваша тайна? — спросил Фьола. — В вашем великом будущем?

Лилиан снова покачала головой. — У меня нет никакого будущего, — ответила она весело. — Вы даже не представляете себе, как это упрощает и облегчает многое в жизни.

— Посмотрите на Фьола, — пробурчала старая графиня Вителлески, сидевшая среди матрон. — Он ведет себя, словно кроме этой иностранки здесь больше нет ни одной молодой дамы.

— Это вполне естественно, — возразила Тереза Маркетти. — Если бы он так же часто танцевал с одной из наших девушек, то считался бы уже наполовину помолвленным, а её братья посчитали бы за оскорбление, если бы он на ней не женился.

Графиня Вителлески поднесла к глазам лорнет и взглянула на Лилиан.

— Откуда эта особа?

— Откуда угодно, только не из Италии.

— Сама вижу. Скорее всего, какая-нибудь полукровка.

— Как и я, — язвительно заметила Тереза Маркетти, — Во мне течет и американская, и индейская, и испанская кровь, но это не помешало Уго Маркетти воспользоваться долларами моего папаши и выгнать крыс из своего дряхлого палаццо, устроить там наконец ванные комнаты и содержать на широкую ногу своих метресс.

Графиня Вителлески сделала вид, будто ничего не слышала. — Вам легко рассуждать. У вас единственный сын и есть счёт в банке. А у меня четыре дочери и одни долги. Фьола должен наконец жениться. До чего мы докатимся, если пара состоятельных холостяков, которые у нас ещё остались, женятся на английских манекенщицах — теперь это модно. Ведь страну же грабят!

— Против этого надо бы принять закон, — иронично заявила Тереза Маркетти. — И ещё неплохо бы запретить их младшим братьям, если у тех нет средств, жениться на богатых американках, которые далеки от мысли, что после бурных ухаживаний перед венчанием они окажутся в средневековом одиночном гареме под названием брак по-итальянски.

Графиня снова сделала вид, что не слушает. В это время она дирижировала своими двумя дочерьми. Фьола остановился у одного из столов, выставленных в саду. Лилиан поблагодарила его за танец и позволила Торриани проводить её к Клерфэ.

— Почему ты не танцуешь со мной? — спросила она Клерфэ.

— Я танцую с тобой, — возразил он, — не вставая с этого места.

Торриани рассмеялся. — Он не любит танцевать и слишком важничает.

— Это чистая правда, — сказал Клерфэ. — Я никудышный танцор, Лилиан. Ты же сама могла убедиться, когда мы были в бар «Палас».

— Уже успела давно забыть.