Жизнь взаймы

Лилиан каждый день ходила на примерки. Тишина примерочной кабины завораживала её каким-то особым образом. Иногда до неё доносились близкие голоса других женщин, но среди серебряного блеска её собственной кабины она ощущала себя словно отгороженной от шумной суеты города. Вокруг неё, подобно жрице вокруг идола, мелькала и скользила портниха. Она снимала и переставляла булавки, перетягивала материал, делала сборки, подрезала, бормотала что-то неразборчиво своим ртом, забитым булавками, опускалась на колени, что-то дергала и теребила, а потом осторожно разглаживала, и всё это не раз повторялось будто согласно давно заведенной церемонии. Лилиан стояла тихо, поглядывая в зеркало на трёх женщин, так похожих на неё и одновременно таких холодных и далеких, с которыми что-то происходило, а на самом деле могло происходить только с ней самой и, тем не менее, глубоко меняло и её облик. Иногда занавес их кабины отодвигался, и туда заглядывала другая клиентка, бросая быстрые, оценивающие и полные любопытства взгляды неустанной представительницы своего рода, которая всегда остается начеку. Тогда у Лилиан появлялось чувство, словно всё это происходит не с ней. Она не участвовала в охоте на мужчин; целью её охоты была жизнь.

В течение тех дней, которые Лилиан проводила в примерочной, у неё с женщинами в зеркалах сложились отношения какой-то особой нетипичной интимности, менявшиеся с появлением каждого нового платья. Она разговаривала с ними, не произнося при этом ни одного слова. Их отражения улыбались ей, не улыбаясь ничуть. Они были серьёзны, и между ними ощущалась покойная и печальная доверительность, как у сестер, которые выросли вдали друг от дружки, и не чаяли, что когда-нибудь смогут увидеться. А сейчас всё происходило как во сне, и это было молчаливое рандеву, полное мягкой меланхолии — им придется скоро опять расстаться, и они никогда больше не встретятся. Это настроение отражалось даже на платьях с их испанским акцентом — мрачная, печальная чернота бархата и резкий пламенеющий, тропический красный цвет шелков, широкие пальто, в которых фигура казалась почти лишенной плоти, и тяжелая парча короткой куртки, как у тореро, и в её цветах угадывались песок, солнце и внезапная смерть.

Вернулся месье Баленсиага. Он пришел на одну из примерок и молча следил за ней. На другой день продавщица принесла в кабинку нечто серебристое, выглядевшее как чешуйчатая рыбья кожа, никогда не чувствовавшая на себе прикосновения солнечных лучей. — Месье Баленсиага хотел бы предложить вам это платье. — сообщила она.

— Нет, мне пора остановиться. Я уже успела накупить больше, чем нужно; ведь каждый день я успевала прикупать ещё что-то.

— Примерьте, пожалуйста. Вы его точно возьмете.

Продавщица усмехнулась. — Цена тоже подходящая, вы будете довольны. Салон мод Баленсиага хотел бы, чтобы вы носили наши платья.

Лилиан надела на себе это серебристое «ничто». Платье было почти жемчужного цвета, но вместо того, чтобы сделать её бледной, оно усиливало цвет её лица и плеч и окрашивало их в цвет золотистой бронзы. Лилиан вздохнула. — Я беру его. Очень трудно отказаться от такого платья, как и от предложения Дон Жуана или Аполлона.

«Иногда я отказывалась, — подумала Лилиан, — но сейчас — не тот случай». Она жила в каком-то невесомом, сером и серебристом мире. По утрам вставала поздно, потом шла в салон Баленсиаги, после примерки долго бесцельно бродила по улицам, а вечера проводила в одиночестве в гостиничном ресторане. Это было одно из лучших заведений Парижа, о чём она раньше не знала. У неё не было никакой потребности в общении, и отсутствие Клерфэ она почти не замечала. Обезличенная, анонимная жизнь улиц, кафе и ресторанов, безмерно напиравшая на неё со всех сторон, была настолько сильной и одновременно настолько новой для неё, что она ещё не вполне ощущала отсутствие личной жизни. Лилиан не противилась потоку людской массы, он нёс её, но нисколько не потрясал, ей это нравилось, потому что это была жизнь — неизведанная, неосмысленная и безрассудная жизнь — с такой же неосмысленной и безрассудной целью, раскачивавшейся на волнах этого потока как цветные буи в волнах бурного моря.

— Вы сделали очень разумный выбор, — заметила продавщица на последней примерке.

— Ваши платья никогда не выйдут из моды. Вы сможете носить их многие годы.

«Годы» — подумала Лилиан, тут же охваченная каким-то ознобом, и улыбнулась.

Глава 9

Лилиан проснулась с чувством легкого опьянения. Почти две недели она провела среди платьев, шляпок и туфелек, подобно выпивохе в винном погребке. Из дома моделей уже поступили первые готовые платья, и она отправила счета дяде Гастону, который хотя и переводил ей небольшую ренту на адрес гостиницы, но больше никаких денег не давал. Он постоянно отговаривался тем, что устройство денежного вопроса займет, мол, очень много времени.

Гастон явился на следующий же день в состоянии крайнего возбуждения. Он вынюхивал в гостинице сведения о Лилиан, объявил её безответственной и неожиданно потребовал переселиться в его квартиру.