Жизнь - вечная. Рассказы о святых и верующих

Я решилась «рассекретиться» — поговорить со священником. Но именно с отцом Филаретом. В нашем храме он был единственный из пяти, кто вырос в священнической семье, его отец, дед, прадед и прапрадед тоже были священниками. Традиции христианского бытия в мире он впитал с молоком матери, в его роде они не прерывались. Остальные наши приходские батюшки воспитывались в обычных советских семьях, были моложе меня, большого житейского опыта не имели, их священническая практика насчитывала не более пяти — семи лет. У отца Филарета всегда был ясный взгляд на многие, самые необычные вещи, жизненную ситуацию он, что называется, схватывал на лету и быстро «разруливал». Со мной по крайней мере было так несколько раз. Я только удивлялась, что очень немногие наши прихожане замечали за отцом Филаретом подобный дар рассудительности…

Несколько раз мы договаривались о встрече, но у отца Филарета было много послушаний, что-то постоянно не срасталось. Наконец однажды, когда он выходил после службы из алтаря, я камнем встала на его дороге и взмолилась:

— Отец Филарет! Больше не могу! Дайте совет!

Он остановился, глянул на меня пронзительно и махнул головой, мол, отойдем. Прямо в храме, у окна, я минут десять сбивчиво рассказывала ему свою Love Story. Когда поняла, что история начала прокручиваться, остановилась на полуслове и спросила:

— Что это, любовь?

— Я же не бабка-отгадка, — пожал плечами отец Филарет. Помолчал и добавил: — Любовь, это знаешь… Увидел и ощутил: без этого человека жить не можешь. Я так свою супругу встретил… Надо было рукополагаться, а избранница отсутствовала.

— Где же вы ее встретили?

— В электричке увидел — в Сергиеву Лавру на семинарский экзамен ехал. Сердце заныло. Но торопился. Обратно еду — гляжу, она опять в вагоне, со спины узнал. Подошел, поздоровался. Увидела она мой подрясничек и говорит: «Я к преподобному ездила о женихе молиться», а я ей отвечаю: «Так вот я перед тобой и есть тот самый…» Да… не пожалел ни разу…

— Антон тоже сам ко мне подошел… — вставила я.

— Антон, конечно, видный парень, — подхватил отец Филарет. — Услужливый. Нравится нам. Но нам-то с ним не жить, вот ведь какое дело. Каков он внутри — не знаем. — Батюшка задумался. — Ты вот что… Давай-ка молись, чтобы Господь все плохое в нем сразу и показал тебе. Чего в долгий ящик-то откладывать. И решишь окончательно. Ишь, каков этот Антон… Глаз — алмаз. С художественным вкусом. Все, я побежал. Давай благословлю! — улыбнулся он и осенил меня наперсным крестом.

Сделав несколько шагов, отец Филарет обернулся:

— Проси Бога-то, проси!

Неожиданно для меня отец Филарет не стал рассуждать о «странностях любви», чем занята большая половина человечества и на чем зиждется вечная тема художественной литературы. Батюшкин ответ застал меня врасплох. Не сразу смирилась я с тем, что надо срочно узнавать про «плохое» в Антоне. Эдак ни с кем тогда жить не захочется. У каждого есть плохое. И как я поняла из христианских книг, это плохое надо постепенно изживать — с Божией помощью.

Антон заметил мое подавленное состояние, поинтересовался, в чем причина?

— Антоша, расскажи, пожалуйста, что в тебе есть самого плохого, а? — жалостливо попросила я.

— Да ничего особенного, как у всех, — пожал он плечами. — Ты не хочешь за меня замуж?

— Хочу. Но есть ли на то воля Божия, не понимаю.

— Эк, писательница, понесло тебя во всякие сложности. Будь проще, и народ к тебе потянется. Давай в кино, что ли, сходим?

— Давай…

Но засела в голове неприятная мысль про антоновское «плохое». Я столько уже идиллических картин совместной жизни в голове нарисовала — и что? Неужели придется расстаться? Прошло еще недели две. Наши отношения так и болтались на нулевой отметке. Ни туда ни сюда. Я, конечно, писала свою книгу, но так медленно, а срок сдачи неумолимо приближался. И я решилась. В храме, преодолевая стойкое нежелание знать правду о своем избраннике, около каждой иконы помолилась о том, чтобы Бог помог увидеть Антона таким, каков он есть. Чтобы не сделать новую ошибку. Чтобы впоследствии не было мучительно горько за бесцельно прожитые годы…

Через пару дней Антон пришел без приглашения.

— Наташ, пусти, мне плохо…

Он был пьян. Понятно, творческая личность, обидели. Обманули, денег за работу не заплатили и чужим именем подписали. Это мне было знакомо. Напиваться из-за этого мне в голову не приходило. Однако все люди разные. Я впустила Антона, пожалела. Почувствовав мою слабину, он провел в коммуналке три дня и три ночи. Звонила его мама, просила не выгонять дитятко на улицу в таком состоянии. Было, конечно, неприятно видеть жениха в пьянстве, но — с кем не бывает… После моего мужа, который не пил, не курил, но был ужаснейшим эгоистом, «русская болезнь» Антона давала надежду, что он все-таки добрый малый. Мы даже поспорили с ним.

— Пьянство — это не русская болезнь, все пьют. Мир жесток, — настаивал он.