Жизнь побеждает

Нас познакомили с участниками недавнего опыта: Коробковой — пожилой женщиной со спокойным, усталым лицом, Берлиным — человеком со строгими, редко улыбающимися глазами, одетым в гимнастерку, с монгольским орденом на левой стороне груди, и Туманским. После первых вопросов Берлин сказал:

— Вы спрашиваете, думали ли мы об опасности, связанной с опытом. Прежде всего, мы были уверены в хорошем исходе. А потом... мне кажется, что офицер, командующий наступающей частью, редко задается вопросом, останется ли он живым. Все силы его души поглощены главным: удастся ли наступление? А ведь это была тоже важная и необходимая боевая операция... Хирург, работающий в непосредственной близости от фронта, слышит все: частоту дыхания раненого, ответы сестры, шум крови в перерезанной артерии — все, кроме грохота боя. К счастью человека, свободный, творческий труд и чувства, им вызываемые, всегда и везде заглушают все остальные чувства. Это надо учитывать, о каком бы виде труда вы ни думали.

Берлин поднялся и стал медленно ходить по комнате. Ветка протянулась в раскрытое окно. Он остановился и сорвал несколько листков, свернутых, клейких, упругих от соков, переполнявших каждую жилку.

— Главное, что занимает исследователя, это опасность, угрожающая опыту, но зато когда эта опасность исчезает...

Берлин повернулся спиной к окну, стал, опершись руками о подоконник, и, задумавшись, еле заметно улыбался. Мне вспомнились слова Толстого о том, что красивым можно назвать лишь то лицо, которое хорошеет от улыбки. У Берлина лицо не хорошело, а точно освещалось.

— Ну, теперь расспрашивайте, — говорит Туманский.

В апреле 1939 года из Москвы прислали наконец разрешение на производство опыта. Было решено, что прежде всего культуру «ЕВ» введут трем научным работникам — Коробковой, Берлину и Туманскому, — которые последние годы больше всех занимались изучением этого штамма.

Доктор Ящук ввел трем врачам по двести пятьдесят миллионов микробов «ЕВ».

Теперь исследователи отделены от мира. Они находятся в приземистом здании изолятора. В эти комнаты можно входить только в маске и специальной одежде. Если произойдет какая- нибудь случайность и, вопреки опытам, микробы все-таки взбунтуются, «ЕВ» вернется к своему прошлому, чума не должна выйти за пределы изолятора.

Согни людей думают о судьбе отважных экспериментаторов. А в изоляторе царит спокойствие.

Коробкова правит гранки статьи для «Вестника микробиологии», Туманский что-то пишет. Берлин целиком погрузился в свое исследование о методах, применяемых тибетской медициной в борьбе с чумой. В 1930 году он был послан в Монголию и там, наряду с практической работой, начал этот свой труд. Сперва исследование двигалось очень медленно. Впрочем, с каждым днем он чувствовал все большую необходимость довести его до конца. Ламы разъезжали по стране во всеоружии заклинаний и лекарств со странными названиями, вроде «отвара семи драгоценностей». Они становились поперек дороги той светлой, ненавидящей мистику материалистической науке, которую разрабатывали советские ученые. Это было не музейное исследование, а борьба с отжившим, косным, что господствовало еще над сотнями тысяч человеческих умов. Та же великая борьба за человеческие жизни.

Ламы не желали раскрывать своих тайн. Они уезжали, как только Берлин появлялся, или молча сидели в темном углу юрты, не отвечая на вопросы. Исследователь почти отчаялся найти полную и достоверную сводку методов тибетской медицины, когда во время одной из поездок познакомился со старым ученым — философом, о чем говорила высокая философская степень габчжу, и медиком со степенью манрам- ба. Габчжу-манрамба, старик с умными глазами, выслушал и неожиданно согласился помочь. Почему? Может быть, он верил в силы своей древней, столетиями не менявшейся науки, а может быть, настолько любил свой народ, что готов был во имя его блага рискнуть тем, чему служили и он сам, и отец его, и дед, и прадед.

Ученый составил и передал свою «сводку сведений о чуме». G огромным волнением читал Берлин рукопись. Это было путешествие по векам. В ней упоминался «Бодичарьяватар», философское сочинение, написанное в Индии тысячу двести лет назад. В ней народный опыт, то, что увидели люди в течение столетий ясным взглядом наблюдателя, было похоронено и обеспложено вековыми наслоениями мистики. Рукопись представляла собрание некогда живых мыслей, которые были задушены ламами, перестали развиваться и теперь, как все мертвое, мешали народу.

...Рабочий день идет согласно строгому распорядку. В определенные часы появляется знакомый институтский врач. Он следит за пульсом экспериментаторов, измеряет температуру. В такие минуты яснее чувствуешь, что это не просто рабочая комната, а изолятор, и идет не обычный рабочий день, что в эти минуты сотни миллионов ближайших родичей чумного микроба сталкиваются с защитными силами организма.

После ужина в изоляторе гаснет свет и наступает тишина.