Жизнь побеждает

Культуру чумы выхаживали и размножали, как выхажи- вал и размножал свои новые сорта растений Мичурин. Она получила название «АМП», и сотни колоний ее росли теперь в лаборатории Покровской. Из маленькой группы микробов размножались миллиарды и миллиарды миллиардов.

И вот наступило время, когда не на питательных средах, а в крови лабораторных животных новая, выведенная человеком порода чумного микроба — «АМП» — должна была показать свои свойства.

Начались важнейшие опыты.

Теперь ночью не хотелось спать. Властная сила поднимала с постели и заставляла итти по пустым, заснувшим улицам города в лабораторию, прислушиваться к шорохам в клетках, беспокойно всматриваться в сонные мордочки зверьков, пытаясь разгадать, что происходит у них в крови.

Наступили тревожные и счастливые дни, когда исследователь проверял свою власть над природой, власть усмирять и ставить на службу человеку даже самое страшное, что создано эволюцией. Наступили дни, когда страх за судьбу эксперимента постепенно отступал, освобождая место гордому сознанию серьезной и значительной победы.

Двести одиннадцать лабораторных животных были заражены чумой «АМП» — сто пятьдесят девять сусликов, тридцать одна морская свинка и двадцать одна белая крыса. Было видно, что лимфоциты, которые могут только захватывать, но не уничтожать настоящих, вирулентных чумных микробов, встретившись с «АМП», начинают дружное наступление и выходят победителями из недолгой схватки.

Опыт был проведен на двухстах одиннадцати животных. Только один маленький суслик, весивший всего шестьдесят два грамма, пал во время опыта.

Покровская смело увеличивала дозировку. В кровь морской свинки вводилась целая армия — семьдесят два миллиарда живых микробов. Даже такие огромные соединенные силы не могли пробиться к жизненно важным органам и погибали в крови подопытного животного.

А между тем «АМП» была разновидностью чумы, плотью от плоти ее. Почти всеми своими химическими и биологическими свойствами она походила на настоящую, убивающую чуму. И можно было ожидать, что, расправившись с «АМП», организм «научится» побеждать и настоящих, вирулентных чумных микробов.

Так опыт приблизился к самой острой своей стадии.

Сорока одному суслику, успешно справившимся с «АМП», были введены заведомо смертельные дозы чумы настоящей. Пали четыре суслика; тридцать семь животных, или девяносто процентов, остались живы. Из двадцати шести контрольных невакцинированных животных уцелело только двадцать процентов, а восемьдесят процентов погибло.

«АМП» создавала иммунитет!

Оставалось последнее и труднейшее испытание.

Наука знает, что микроб, безопасный, например, для курицы, может легко убить человека. Культура «АМП», безвредная или почти безвредная для морской свинки или кролика, совсем иначе могла вести себя в крови человека.

Ведь это была новая разновидность, не существовавшая раньше. Все ее свойства изучались впервые.

Надо было считаться с возможной вредоносностью новой культуры для человека, но гораздо вероятнее было предположить, что «АМП» будет побеждена и создаст иммунитет более прочный, чем тот, который достигается мертвой вакциной Хавкина. Этот второй результат был настолько важен, что Покровская не могла, просто чувствовала себя не вправе откладывать опыт.

— Нужно повторить эксперименты на обезьянах, — решили в Москве. — Итти по эволюционной лестнице от низшего к высшему, постепенно подготавливая опыт на человеке.

Покровская не могла согласиться с отсрочкой. У нее возникло такое же чувство, какое было когда-то у Заболотного: «Время не ждет!»

Потом мы узнали, что в эти предвоенные годы микробиологическая наука фашистской Германии и Японии шла совершенно иным путем. Там из ядовитых разновидностей чумы пытались вывести сверхъядовитые, там создавали специальные институты для этих целей. Силами нашей науки чума была раскрыта в главнейших ее крепостях — в царстве тараба-

Магдалина Петровна Покровская.

ганов и сусликов. Она была раскрыта и год за годом беспощадно вытеснялась из этих крепостей. А там работали над созданием нового, искусственного хранилища чумы. Там думали о бактериальной войне. Фашисты приходили на помощь отступающим бактериям.

Узнали мы все это потом, после войны, после процессов над фашистскими преступниками, но предугадывали уже тогда.

Там готовились к тому, чтобы проверять силу микробов на людях, в лагерях для заключенных. Там на штабных совещаниях деловито сравнивали убивающие свойства чумы со свойствами других средств уничтожения, сопоставляли дешевизну и удобство войны химической и бактериальной с войной обычной.

Где же сейчас эти теоретики и практики бактериологической войны? Почему из Америки все чаще и громче доносятся знакомые, угрожающе попискивающие, но в конце концов не страшные советскому человеку, не страшные, но омерзительные голоса поджигателей новой войны?