Семилетняя Маша Морозова с хутора Романенко вернулась из степи вместе с другими ребятами, а наутро не встала: стонала, плакала, не могла оторвать от подушки пылающую голову. Это была первая жертва эпидемии.
На огромный уезд с населением) в полмиллиона человек имелось только четырнадцать врачебных участков: треть на замке, остальные без медикаментов.
Эпидемия, начавшись в хуторе Романенко, беспрепятственно перекинулась на другие хутора. Обнаружили ее случайно, да и то не врачи: могильщики устали хоронить и подняли тревогу.
Всю дорогу из Астрахани в Рахинку Деминский молча сидел в тряском возке рядом с доктором Забалуевым. Лицо у Деминского было напряженное, он часто наклонялся вперед, точно хотел этим ускорить движение, потом откидывался на пахучее сено, закрывал глаза — будто дремал.
Со степи тянуло холодом.
— Нетерпение у вас, точно на свидание торопитесь, — проговорил Забалуев.
Деминский помолчал, потом, всем корпусом повернувшись к Забалуеву, сказал:
— Простить себе не могу, что упущено столько времени! Вы помните те места? Ведь в пяти километрах хутор Пере- возникова, где в 1903 году началась быковская эпидемия. Два пожара из одного очага. И в донесении сообщается: эпидемии предшествовала массовая эпизоотия. Тут уж нельзя не достичь цели.
Еще раз повторил:
— Тут уж нельзя не достичь цели!
Позади, в клетке, устланной сеном, покачивались лабораторные морские свинки — всегдашние спутники Деминского.
Приехали ночью. G трудом разыскали участкового врача. Тот вышел на крыльцо сонный, в накинутом на плечи пальто. Лицо у него было равнодушное, а может быть, просто усталое. Он постоял, прислушался к лаю собак и повел на участок. Шел впереди, сгорбившись, кутаясь в пальто, держась середины улицы: «А то собаки загрызут — тут злые».
На врачебном участке, в пустой бревенчатой комнате, участковый врач раскрыл шкаф и бросил на стол маленькую коробочку:
— Алямат. Так киргизы говорят в подобных случаях: «общая беда». А у меня два грамма хинина, стол и лампа без стекла — это для того, чтобы ярче освещать путь к прогрессу.
Не отвечая, с непонятной поспешностью Деминский раскладывал хирургический инструментарий, приборы, химикалии и лабораторную посуду, привезенные с собой. В привычном порядке расположил бактериальные красители: генциан-вио- лет, раствор Люголя, спирт, фуксин.
Закончив работу, сел на лавку в углу. Оттуда, из темноты, сказал:
— Десятая моя походная лаборатория. Быть может, последняя? Тут сама природа раскрывает свои карты. Чувствуете: сама чума дышит вокруг нас... Знаете, я в Астрахани прочел донесение дьячка из хутора Романенко. Он пишет о сусликах: «ползали, как пьяные». Между прочим, Заболотный точно так же рассказывает о своем тарабагане: «шел шатаясь, пьяной походкой». Какое странное совпадение формулировок!
Подумав, еще раз повторил, чуть изменив фразу:
— Знаменательное совпадение!
Под утро привезли труп умершего больного. Деминский вскрывал, а Забалуев светил ему керосиновой лампой.
Работали без масок, молча. Дышали через нос, по привычке, создавшейся за долгие годы, медленно и ровно втягивая воздух. Деминский вспомнил слова. Клодницкого: «Чумологу нельзя волноваться: вздохнешь всей грудью — вдохнешь смерть».
Обернувшись, Ипполит Александрович показал глазами на лампу. Забалуев понял: уже светло, можно гасить свет.
Кончив вскрытие и приготовив мазки, Деминский сел за микроскоп. Почти сразу уступил место Забалуеву. Мазок, взятый из селезенки, был забит микробами.
Вот и опять он рядом с болезнью — рукой можно дотянуться. Который раз он рядом с чумой с того дня, когда впервые встретился с нею на памятном кургане!
Весь день занимался Деминский устройством лаборатории. Особенно тщательно следил, как оборудовали боксы — изоляторы для подопытных животных. Он то и дело торопил плотников.
Когда к вечеру вышли на улицу, Забалуев сказал:
— Вам здесь, видимо, надолго оставаться. Надо больше осторожности соблюдать, Ипполит Александрович, а то в нашей работе...
Деминский перебил:
— Прикажете ждать, пока пришлют маски, стерильную одежду и все прочее? Сколько же ждать — сколько дней, недель? Королеву Чуму победить можно, и победим. А королеву Тупость Астраханскую... Нет уж, я предпочитаю сейчас же сцепиться с болезнью, как говорится — грудь с грудью.
Вечером следующего дня распрощались с Забалуевым — тот уезжал в Саратов с докладом.
Деминский остался один.
Он не убивал пойманных в степи подозрительных сусликов, ждал, пока они сами погибнут: давал чумным микробам возможность шире расселиться, полнее овладеть организмом, проникнуть в кровь, чтобы легче было их обнаружить. Только после смертй, и сразу после смерти, когда бы ни наступала она — днем или ночью, производил вскрытие. Пока чумных микробов в трупах сусликов обнаружить не удавалось. Он не отчаивался: ведь природа ведет свой опыт на миллиардах экземпляров, может быть поражая одного суслика на тысячу, на миллион. Тут надо надеяться не на случай, не на удачу, а только на всемогущество последовательного и неутомимого человеческого труда.