— Предполагали к месту определиться? Вижу! Вижу и сочувствую. Или подряд-с? Сейчас многие с прожектами являются. Однако сие
Только на улице дошел до Деминского весь оскорбительный смысл последних слов чиновника. Идея была похоронена, едва появившись на свет. Впрочем, и теперь Деминский всей душой знал, что эту идею об изгнании болезней не только за пределы города, но и за границы страны, а потом и со всего земного шара — пусть сейчас она кажется фантастичной — похоронить нельзя, что мир без болезней возможен, как возможен мир без нужды и голода. Возможен и будет таким!
Забегая вперед, хочется напомнить, что у нас давно уже нет холеры, что мы сумели пройти через такую войну, как Великая Отечественная, избегнув эпидемий тифа, который в прошлые войны отнимал миллионы жизней; что в нашей
стране окончательно и навсегда исчезла не только чума, но и возможность чумы.
Британская империя некогда гордилась тем, что обладает девяноста процентами мировых запасов алмазов. С тех пор алмазная монополия нарушена, в частности усилиями советских геологов. Но зато разве не хранит Британская империя и страны, находящиеся под ее контролем, чуть ли не все сто процентов мировой оспы, чумы, проказы? Разве через столетия британского владычества не пронес Ганг печальной славы единственного и неисчерпаемого' холерного- резервуара мира?
Теперь, в месяцы и годы после приезда с промыслов, жизнь Деминского определяется вспышками чумы. Это становится основным делом его жизни. Приходит извещение, и через степь к месту тревоги мчится отряд врачей и санитаров. Как тогда на кургане, сжигаются все вещи, принадлежавшие больным, сжигаются трупы, словом — совершается все, что рекомендует наука. А болезнь проходит через огонь, появляется вновь за сто или двести километров.
После работы, измученный, но не опечаленный, а скорее разгневанный бесполезностью принятых мер, Деминский пишет друзьям в Астрахань:
«Кричите, что мы делаем совсем не то, что огнем чуму не истребить. Не стражник и санитар, а эпидемиолог должен разгадать загадку чумы».
Крик тонул в степных пространствах.
В Астрахани считали, что стражник, санитар и огонь — это все, чего достойна чума. Господин губернатор на совещании, несколько видоизменяя привычную формулу, произнес:
— Огнем и строгостью-с!
Погибал последний больной, и ассигнования прекращались. Как-то молодой врач спросил Деминского:
— Как можно к этому привыкнуть, Ипполит Александрович, — быть все время под угрозой чумной смерти?
Деминский рассеянно потрогал начинавшую седеть бородку и, невесело улыбнувшись, сказал:
— Тут, коллега, реальнее перспектива смерти от другой причины — от голода. Вот об этом подумайте, пока еще не поздно.
Всего естественнее было предположить, что роль, которую в Монголии играет тарабаган, в Прикаспии исполняется родственным видом грызунов — сусликами. Но «так может быть», даже «так должно быть» еще не значит, что «так и есть».
В 1911 году экспедиция Ильи Ильича Мечникова прошла через приволжские степи. Великий русский ученый вместе со своими помощниками добыл и изучил в лабораториях по всем правилам микробиологической науки тысячи сусликов, словленных в норах и погибших в степи от неизвестных причин. Были приготовлены сотни культур, рассмотрены под микроскопом многие тысячи препаратов.
Экспедиция Мечникова как бы вскрыла степь, как вскрывает патологоанатом труп, чтобы выяснить причины смерти. Но и вскрытая, как бы отпрепарированная, степь не выдавала своего секрета. Никаких признаков чумного микроба не было найдено.
В месяцы самых тяжелых разочарований пришла весть из Маньчжурии о решающих результатах, полученных Заболотным на том далеком участке битвы с чумой. Заболотный возвращался в Москву настоящим победителем и вез с собой двадцать тарабаганов, чтобы передать их чумному форту для дальнейших опытов.
Деминский читал и перечитывал опубликованные во «Врачебной газете» короткие заметки, рассказывающие о работах Заболотного. Ведь это победил весь отряд микробиологов, которые, рассматривая чуму как частичку окружающей живой природы, здесь, в живой природе, ищут плацдарм, где болезнь может быть и будет побеждена.
Победил отряд, к которому принадлежал и Деминский.
Приближались решающие события и в Прикаспии.
На десятки километров раскинулась по Волге слобода Ра- хинка — хутора, разделенные степью. В этот год беда обрушилась на Рахинку: сусликов развелось видимо-невидимо. Казалось, поле шевелится от разжиревших зверьков. Нашествие грызунов, пожиравших посевы хлебов, угрожало голодом. Потом оказалось, что оно несет и иную опасность.
На борьбу с сусликами вышли все свободные от полевых работ, главным образом старики и дети.