Жизнь наизнанку

Так вот, несколько дней он бродил по этим тоннелям. Облазил, можно сказать, все вдоль и поперек, но так ничего и не нашел. Тогда, в крайней обреченности он вышел на необитаемую станцию.

Здесь он решил сделать привал и хоть как-то отдохнуть. Развел костер из каких-то обломков. Вскипятил котелок. Сварил из того что было во взятом на платформе своей станции чужом рюкзаке себе похлебку, благо хозяин рюкзака и водой запасся. Поел и приготовился лечь спать.

Размышления о том, что же такое этот цветок, миф или реальность, а если реальность, то почему же он тогда прячется от людей и не помогает им, были готовы уже перейти в сон, как его что-то разбудило. Он присел. Медленно поглядел по сторонам. Прислушался. Вот оно. Какой-то слабый звук. То ли просто мелодия, то ли чье-то пение.

Он поежился. И не мудрено. Одному на неизвестной и необитаемой станции и так страшно без всякого пения, а тут…

В общем, в скором времени он встал и пошел на звук. Дурачок, скажете вы, но нет… Лучше сразу узнать, что это, а не сидеть всю ночь и ждать, что же это нечто все-таки выкинет.

Он поднял автомат и пошел вперед по платформе, пытаясь определить источник странной мелодии. Ясно было одно, что этот источник находится не на платформе и не в тоннелях, а где-то…

Свет его фонарика уперся в ступеньки эскалатора. Звук стал более слышим, и шел откуда-то сверху. Там был вестибюль станции.

Он медленно по ним поднялся. С каждым новым шагом мелодия усиливалась, а сверху что-то светилось. Мягко, почти незаметно. И имело розовый оттенок!

Его сердце забилось чаще. Неужели? Неужели он нашел его? Тот самый цветок. Надежду, которая оправдалась?

Он поднялся по последним ступенькам и увидел его. Посреди вестибюля в куче всякого хлама рос цветок. Как и говорил незнакомец, алого цвета, но еще он и светился во тьме. Будто лучи переполнявшей его живительной силы не могли сдерживаться внутри.

Зачарованный такой красотой, он на миг остановился, но затем, отбросив автомат в сторону, бросился к цветку, сорвал его и устремился вниз по эскалатору.

Забыв все вещи на станции, и автомат, и рюкзак, он, освещая себе путь одним лишь светом аленького цветка, побежал на свою станцию. Надежда была жива в нем. Как никогда. А душа пела. Пела от радости и любви. Скоро Ленка узнает о его чувствах. Скоро они будут вместе…

Станция оказалась безжизненной. Он брел по ней, опустив руку с таким ценным цветком вниз и перешагивая через труппы, лежавшие на каждом шагу. Он брел к лазарету. Туда, где последний раз находилась Лена. Слезы лились по щекам, а руки дрожали. Всего два дня его не было на станции, а здесь…

Он вошел в лазарет, обошел три койки и уселся на четвертую, где лежала его Лена. Темные пятна уже пошли по ее телу, а запах не оставлял никаких сомнений. Тогда он лег рядом и прижался к трупу, попытавшись уснуть… Умереть…

А на груди у его любимой девочки лежал, светясь алым, маленький цветочек. Цветок надежды. Который не справился с задачей, возложенной на него людьми и фантазией тринадцатилетнего мальчика…

— Ну, ты даешь, Авдей! — сказал первым Ахмед. — Давай, напугай мне дозорных!

— А что, мне история понравилась. — высказался Молодой. — Любовь парня была, по ходу, очень сильной.

— Не в этом дело, — заметил Сергей. — Я, конечно, слышал про одну станцию, которую эпидемия какой-то хрени свалилась, но чтобы так лихо врать можно было…

— А ты не верь. — заговорил прапор. — Я же не говорю, что это правда. Да и обсуждать мой рассказ я никого не просил.

— Больно-то надо, — пробормотал Сергей отворачиваясь.

— Надо-не надо, но вот что я вам скажу, — тихо проговорил Авдеев. Так тихо, что все почему-то умолкли сразу. — Никто не слышал разве об эпидемии на одной из станций? Вот! Слышали-то, может, и все, но не каждый там был. А я, скажу вам, был. И видел там эту парочку. И именно с цветком в руках тот парень был. С Аленьким. А что странное… — Он на недолго замлчал, потом, смотря куда-то в даль, словно не было этого занюханного метрополитена с его вечной темнотой, произнес: — Они лежали там, как живые. Понимаете? Если все остальные на станции уже тронулись запашком и желтовизной, то эти… Да и в рапортах я не видел, чтобы они были там упомянуты…

— Да, ладно! — Произнес Серега, но как-то уже неуверенно, что ли.

— Ладно, мужики, — примирительно вставил Ахмед, — не собачьтесь. Может, кто еще чего расскажет?

Когда грядут перемены

«Юность склонна к необдуманным поступкам и в этом ее прелесть, а зрелость определяется осмыслением юности, как одной сплошной глупости. Переломный же момент между двумя этими состояниями проходит практически всегда болезненно, что собственно и подвигает на переосмысление…»

Не известно, кто это сказал, но что-то в этом есть.