Жизнь наизнанку

— Да пошел ты! — Мысленно выругался Федя, пытаясь отогнать образ из детства, так глубоко засевший в памяти, что периодически беседовал с ним. Ещё бы разобраться, что вокруг происходит. Отделить так сказать это видение, от обстановки вокруг. Да ещё голова болит… Что с ней случилось? Такое ощущение, что по ней чем-то долго били… Да и окружающее пространство, надо сказать, оказалось далеко не уютной палаткой, в которой он, помнится, мирно засыпал. — Суфлер, мать твою, нашелся!

— Суфлер, говоришь? — Едко заметил старик, пробиваясь сквозь темные пятна меж довольно быстро проносящихся мимо тюбингов. — Не… Скорее комментатор. Всей жизни твоей пустой и идиотской… Вот как, скажи, герой ты мой яхонтовый, вместо уютной палатки оказался на этой старой дрезине? И вместо того, чтобы мирно спать, едешь куда-то в непонятном направлении? А? То-то же… А то — суфлер, понимаешь… — Бомж сильно раскашлялся, схватившись за грудь и временно растворился в усилившемся свете.

Что-то происходило вокруг. Голоса. Шаги. Мелькание фонариков… И длинный неприятный скрежет давно не смазываемых частей старой дрезины…

Боль в голове отступила на второй план. Федя сосредоточился на мире вокруг, пытаясь сфокусировать зрение и напрячь слух. С трудом, но это удалось сделать.

По ходу, его не только выволокли из палатки, предварительно оглушив, о чем свидетельствовала боль в голове, но и уже успели куда-то переместить. Куда, пока не понятно, но явно за пределы его за два года так и не ставшей родной станции. В глаза бросались только слабо освещенные тюбинги закончившегося тоннеля, начало платформы, тоже не шибко освещенной, а также спинка сидения, закрывающего весь остальной обзор. Руки и ноги, судя по ощущениям, были связаны и успели онеметь.

Что же происходит вокруг? Вроде никого не задирал, как уж месяц. В сомнительные дела тоже не ввязывался. Да и в последнюю «не слишком законную» вылазку он ходил последний раз месяца два назад, после чего «завязал» и на вырученные деньги более-менее сносно обживал свою палатку, намереваясь пустить корни на станции, где провел более года. Так что же тогда? Он старался припомнить последние сомнительные дела и заказчиков, с которыми имел дело, но выходило как-то из рук вон плохо. Образы скользили и так и оставались туманными, словно его память ему не принадлежала.

— Что притащили, мужики? — Послышался рядом сиплый голос. Знакомый, но смутно. Где-то обладатель сего голоса ему уже попадался. Тут же свет фонарика ослепил глаза. — А! На удивление знакомое тело!

— Хватит речи толкать! — Рявкнул второй более грубый голос. — Мы не для того перли их через три станции, чтобы в «узнавалки» играть. Либо пропускай, либо Главного зови. Денег уже охота…

— Главного, говоришь? — Еще один голос. Едкий, скрипучий. Неприятный. Но не слишком знакомый, хотя Федору показалось, что раньше он его тоже слышал. — Да тута я. Тута. Пришел сразу, как вашу гремящую колымагу услышал. Знатная она у вас. Слыхать за пару километров.

— Принимай товар, Начальник. Пока тепленький. Да пулек не жалей!

— Пулек, говоришь? А то ли вы мне приперли? Это надо еще посмотреть…

— Так смотри. Не томи душу. Есть то всегда хочется…

И снова фонарный луч ослепил глаза, заставляя жмуриться. Кто-то рядом с дрезиной ехидно захихикал и похлопал себя по бедру. И вновь едкий неприятный голос.

— Молодцы. Уважили старика! Теперь этого рыжего в пыточную, а тех двоих в клетку пока. Как пригодятся, вызову…

— Что сидеть на месте, коли конец близок? — Бомж сплюнул кровавую слюну на бетонный пол, и продолжил. — Зачем смотреть, как приближается Армагеддон, если ты ничего не понимаешь в этом? Красиво? Может быть… Только странная эта красота… Последняя. Может, хватит? Вспомни, зачем послал тебя сюда Бог. Вас всех, — он обвел незрячим глазом идущих мимо него людей, затем едко засмеялся. — Может пора уже что-то сделать? След оставить, например. Раз уж все равно смерть рядом…