Жизнь на льдине

Вечером слушали по радио оперу «Броненосец «Потемкин».

Женя сообщил новость:

— Проходим семьдесят девятую параллель!

6 января

Этот день мы назвали днем рекордного дрейфа и больших неудач.

Ночь прошла спокойно. Облачность рассеялась, и звезды осветили небо, но ветер продолжал свое дело.

До утра я читал «Мать» Горького. Потом осмотрел лагерь, вернулся и забрался в спальный мешок.

Женя ушел очищать свою магнитную обсерваторию от снега. Оказалось, что в магнитном теодолите лопнул волосок. Это нарушило работу Жени.

Петрович очень огорчен незначительной глубиной моря в том месте, где мы сейчас дрейфуем: дно лишь в ста шестидесяти двух метрах от нашей льдины.

Женя подсчитал, что за сорок три часа станция продрейфовала двадцать две мили. Такой скорости у нас не было за все время с начала дрейфа от Северного полюса.

И на всякий случай приготовил клипер-бот и байдарку.

Кренкель чувствует себя все еще плохо. Петр Петрович дал ему бром. Теодорыч принял лекарство и лег спать. Он жалуется на сильные боли в груди.

Я открыл бидон со стеклами к фонарям, принес в палатку, отогрел их и протер. Однако спустя час стекла лопнули… Пришлось опять идти на базу. Вот неудача!..

Вечером слушали «Последние известия по радио». С большим вниманием следим за героической борьбой испанского народа против внутренней контрреволюции и интервентов.

По радио нам рассказали, как московские школьники встречали Новый год в Колонном зале Дома Союзов. Я вспомнил свое невеселое детство… Мы все росли, как дикари, встречали Новый год на берегу моря среди пьяных матросов и рыбаков, картежников; ничего, кроме грубой ругани, не слышали… Радуюсь за нашу счастливую советскую детвору!

Еще больше светит заря. Показалось и наше «полярное солнце» — маленький огрызок луны.

Окончился день новой неудачей: вылился бензин из бидона… Очень досадно! К горючему мы на своей станции относимся, как к собственной крови: без керосина и бензина мы не сможем продолжать наши научные работы.

7 января

Раскрыл базу № 3, достал оттуда мешок с запасными торбасами (меховая обувь) и последнюю шелковую веревку для крепления лебедки и для разных хозяйственных дел; все остальные веревки мы затратили на устройство «троллейбуса».

Петрович испортил свои торбаса, так как перед наступлением полярной ночи он использовал их как… овощехранилище: у нас был свежий лук, и Ширшов убрал его в торбаса. Мы вспомнили об этом только во время сильных морозов, когда лук уже превратился в какую-то вонючую кашу…

Мы все дальше уходим от острова Рудольфа и уже не всегда хорошо слышим его. Эрнст сильно беспокоится по этому поводу. Связь с радиостанцией Баренцбурга на острове Шпицберген нас не удовлетворяет: там нет опытных радистов.

Давление барометра снова начинает падать, ветер усиливается. Опять нас будет засыпать снегом, и придется каждые полчаса выходить с лопатой, чтобы пробивать выход в снежных сугробах… Пурга дала нам передышку только на одни сутки.

Мороз доходит до тридцати трех градусов. Когда идешь против ветра, лицо режет, как ножом. Все наши разговоры в палатке сводятся к одной и той же теме — солнцу. Сколько радости приносит это светило, к которому мы на земле относимся слишком равнодушно. Только пожив на льдине в полярную ночь, можно так радоваться первым проблескам солнечной зари!

Из Москвы пришел запрос; там удивлены скоростью нашего дрейфа и просят подтвердить наши координаты: нет ли ошибки? Я ответил, что все правильно: скорость дрейфа именно такова, как мы сообщили.

8 января

Ночью проснулись и долго вели разговоры о том, что нам не дадут дрейфовать до семидесятой параллели. А нам очень хочется пройти такой большой путь на льдине: рассчитываем, что на 70 градусе северной шпроты мы будем в марте.

Мы понимаем, что быстрый дрейф начинает беспокоить Москву и там уже готовятся к снятию нас со льдины. Передают, что к нам выходит зверобойное судно «Мурманец», которое будет патрулировать вдоль кромки льда.

Мы сообща обсудили это известие; особенно оно обрадовало Теодорыча, которого все больше и больше беспокоит ухудшение связи с Рудольфом. «Мурманец» же может служить промежуточной радиостанцией. Поэтому я сразу же послал капитану «Мурманца» Ульянову следующую радиограмму: «Возлагаем на вас большие надежды по передаче наших телеграмм на материк. Поэтому прошу обратить внимание на высокую квалификацию радиста. Сообщите ориентировочно сроки выхода. Привет коллективу «Мурманца» от нас четверых».

Петрович прогревал свою лабораторию, а я играл в шахматы с Кренкелем. Затем я привел в порядок все хозяйство, вычистил примус, накормил Веселого. Сильно замерз, так как на дворе тридцать два градуса мороза. Дует резкий северный ветер.

Вместе с Петей мы ушли к трещине. Долго осматривали: не было ли где-нибудь сжатия (ночью мы слышали сильный гул и ощущали толчки льдины). Все гидрологическое хозяйство оказалось на месте. На кромке льда также не обнаружили никаких признаков сжатия.

Обратно к палатке мы дошли с трудом: двигаться пришлось против ветра, все время держась за веревку.