Используя свободное время, Петрович сидит в палатке и обрабатывает материалы гидрологических наблюдений. К лебедке идти невозможно: ветер еще усилился.
Эрнст вылез из палатки, скоро вернулся и сказал:
— Ветер должен обязательно стихнуть, потому что мы уже три дня ждем этого… Не может же он так долго заставлять нас дожидаться!
Я согласился с доводами Теодорыча и предложил Жене запустить ветряк для зарядки аккумуляторов. Через некоторое время Эрнст заметил, что зарядка идет неравномерно.
Мы пошли на улицу. Эрнст снял колодку ветряка, я ее подпилил, прочистил и снова укрепил. Ветряк начал работать исправно, хорошо. Это было уже в третьем часу ночи.
К нашей радиоаппаратуре мы относимся, как любящая мать к своему ребенку. Следим за каждой мелочью, быстро исправляем повреждения, не считаясь ни с временем, ни с погодой… От радиостанции зависит наше благополучие, успех нашего дальнейшего дрейфа. Трудно даже представить себе, как бы мы обходились без связи…
Женя не спешил вставать, так как после трехдневных непрерывных наблюдений он решил заняться обработкой материалов.
Утром он сделал астрономическое определение. Оказалось, что за тридцать шесть часов мы прошли двадцать миль. Недурная скорость!
Петрович после чая уселся зашивать свою рубашку.
Получили запрос с острова Рудольфа: «Как ваши медицинские дела?» Ответили, что все живы и здоровы.
Потом нам сообщили, что в Днепропетровске Торговую улицу назвали именем Ширшова. Петр Петрович, узнав об этом, заулыбался.
— Если улица была Торговая, то теперь на Ширшовской, наверное, десяток магазинов «Гастроном», — высказал предположение Кренкель. — Там продают булки и чайную колбасу… Что может быть лучше таких бутербродов!..
Я опять занимался раскопками. Сегодня это было особенно трудно делать, потому что снега оказалось гораздо больше, чем я предполагал. Женя также расчищал свой магнитный павильон.
Когда очистили от снега южную базу, я нашел шерстяное белье в бауле, достал сахар, бидон с продовольствием и повез все это на нартах к палатке.
Приближается Новый год. Всем надо побриться, переодеться. Может быть, удастся даже и помыться.
Из редакции «Комсомольской правды» Жене прислали радиограмму с просьбой написать статью: «Интервью с Веселым». Странные бывают люди!..
Петрович всю ночь работал у лунки и закончил гидрологическую станцию. Глубина, как он предсказывал, начинает увеличиваться: теперь уже двести восемьдесят шесть метров. Ширшов после большого перерыва провел также вертушечные наблюдения.
Он сидел усталый, закопченный, его клонило ко сну. Мы позавтракали, напились чаю, и я уложил Петю спать.
Женя составляет новые графики для астрономических наблюдений: на материке он заготовил их только до восьмидесятой параллели. Ведь никто не ожидал, что дрейф протащит нас так далеко на юг и с такой скоростью.
Сделав астрономическое определение, Женя сказал:
— Мы уже находимся на широте 79 градусов 54 минуты.
Прощай, восьмидесятая параллель!..
Мне вспомнилось, что Фритьоф Нансен во время дрейфа на «Фраме» нервничал и был недоволен тем, что дрейф корабля протекает слишком медленно. А мы, наоборот, волнуемся из-за того, что наша льдина дрейфует слишком быстро.
Но, правду говоря, мы устали. Это стало чувствоваться во всем: и в отношениях друг к другу, и в работе. Возможно, что на Новый год мы устроим обязательный для всех выходной день и ничего делать не станем. Это будет наш первый день отдыха за все время дрейфа.
Людям, живущим на материке, такое положение может показаться удивительным, — но ведь нам здесь действительно некогда было отдыхать!
К Новому году обязательно надо почистить кухню, вымести всю грязь из жилой палатки и навести полный порядок.
Я разбудил Петра Петровича. Мы пообедали. После этого Петя чинил штаны, одновременно заучивая английские фразы. У нас появились в употреблении забавные русско-английские слова, например: холодэйшен (что означает холод, мороз)…
Женя очищал стены нашей палатки ото льда; вода замучила: как только температура в палатке повышается, его койка наполняется водой… Мы нарубили здесь четыре бидончика льда. Затем протерли тряпкой мокрый брезент койки и снова уложили шкуры на кровать.
Сегодня, кажется, все будем спать спокойно. Ведь были ночи, когда на брезенте скоплялось так много воды, что мелкие рыбы могли бы свободно плавать здесь, как в бассейне.
Когда я выносил мусор из кухни, заметил на горизонте большое пламя: оно то уменьшалось, то увеличивалось. Впечатление было такое, будто кто-то машет огромным красным флагом. Я взял фонарь и начал им размахивать, как бы отвечая. Потом позвал Женю и Петровича. Они долго смотрели, советовались и наконец сделали заключение:
— Это, очевидно, звезда.
Я продолжал смотреть в ту сторону, где, как мне показалось, непрерывно мелькал огонь. Я обрадовался этому, подумав, что к нам идут люди. Впрочем, откуда?.. Из Гренландии?..
Женя установил теодолит и окончательно развеял мои предположения, уверенно подтвердив:
— Да, это звезда!