В первой пачке телеграмм, полученных Теодорычем после перерыва, было теплое приветствие от моего брата Яши. Он сообщает, что принят в кандидаты ВКП(б). Яша участвовал в гражданской войне, был контужен. Имеет большой жизненный опыт. У него одна только беда, но поправимая: он малограмотный. Ему надо учиться.
Опять начинается сжатие льдов. Все время слышим отдаленный гул, напоминающий стрельбу из орудий. В таких случаях мне всегда вспоминается фронт.
Получил телеграмму из Москвы: запрашивают мое мнение о перспективах снятия со льдины. Сообщили, что «Таймыр» готов к выходу в море.
Я ответил, что у нас все благополучно, все здоровы, ледовые условия позволяют дрейфовать дальше; считаю целесообразным начать операцию по снятию только в марте.
Зверски холодно — сорок семь градусов мороза. Небывалая температура! Принес запасную керосиновую печь с двумя горелками, но мы так быстро поглощаем кислород в палатке, что одновременно обе печи гореть не могут.
Ширшов оделся тепло и ушел в свою лабораторию, на трещину. Он измерил глубину: двести семьдесят два метра. Кроме того, Петрович взял пробы воды с одиннадцати горизонтов.
У него сильно опухли руки, но он мужественно продолжает трудиться, разгадывая тайны океана.
Женя переносит теодолит на новое место. Для этого ему надо в течение двух-трех часов расчищать снег.
Федоров обратил наше внимание на луну: ярко-красная, она медленно скрывалась за горизонтом.
Приближается день.
Я собрал инструменты и отправился ремонтировать «троллейбусную линию»: она наполовину засыпана снегом; ночью во время пурги можно сбиться с дороги, заблудиться и погибнуть. Я поставил несколько новых кольев, протянул веревку. Теперь «троллейбус» снова приведен в порядок, и Петрович увереннее будет ходить от нашего жилья к гидрологической палатке.
Осматривал район аэродромов, которые мы готовили, ожидая прилета Водопьянова и других полярных летчиков. Долго бродил вокруг лагеря, но аэродромов не нашел… Может быть, они исковерканы пургой? Льды покрыты огромными сугробами и снежными валами. Но мы не теряем надежды: если надо будет, найдем аэродромы.
Кренкель по-прежнему волнуется из-за того, что нет надежной связи с островом Рудольфа и Баренцбургом.
К обеду каждому из нас хочется получить горячее блюдо. Мы уже договорились, что суп будем разливать сразу из кастрюли, снятой с примуса. Порой обжигаешься, но все-таки приятно проглотить горячее, особенно во время пурги и сильных морозов.
Пожелтели звезды — заря в полном разгаре. «Троллейбусную линию» я ремонтировал уже без фонаря.
Нынче никак не могу согреться: должно быть, простудился. Сушиться негде. Эрнст говорит, что сушить одежду можно только своим телом…
В палатке было шесть градусов мороза. Я забрался в спальный мешок, но и здесь продолжал вздрагивать.
По радио сообщили, что сессия Верховного Совета СССР закрылась. В честь сессии в Москве состоялась многотысячная демонстрация.
Потом у микрофона выступил депутат Верховного Совета Карельской АССР и приветствовал меня от имени моих избирателей. Он говорил, что в Карелии ждут моего возвращения и уверены в удачном исходе дрейфующей экспедиции.
Удача?.. Мы даже не употребляем этого слова: оно предполагает что-то случайное. У нас же все подготовлено так тщательно, что успех обеспечен.
Получили телеграмму от Главного управления Северного морского пути о плане операции по снятию нас со льдины.
Мы продолжаем работать совершенно спокойно.
Почувствовали сильный толчок льда. Все выскочили из палатки посмотреть, не лопнула ли наша льдина. Вокруг нас все было в порядке, а уходить далеко мы не хотели.
Вернулись обедать. Мы с Петровичем начали играть в шахматы.
Затем я вышел из палатки, сложил флаги, убрал все хозяйство, склонное к путешествиям во время ветров: ожидаем, что будет шторм.
«Мурманец» находится на расстоянии примерно двухсот километров от нас.
Петя уходил работать к лебедке. Сделал два промера глубины моря и шесть серий гидрологических наблюдений. Восемнадцать раз он опускал вертушку в море.
Вечером Петрович притащил нарты со всем своим снаряжением к палатке и сообщил:
— Наша льдина окружена чистой водой и изолирована от соседних льдин… От жилой палатки до ближайшей кромки только триста метров.
Стало быть, мы живем уже на небольшом ледяном острове, вечно движущемся и подверженном всяким случайностям.
Наша знаменитая трещина разошлась, лебедка и гидрологическая палатка оказались на другом ледяном поле. Надо было срочно спасать это имущество.
Мы погрузили на нарты байдарку, впряглись и двинулись в «спасательную экспедицию». Спустили байдарку на воду. Женя и Петя переплыли на другую льдину. Был сильный туман. Чтобы они не затерялись, мы с Эрнстом зажгли два фонаря «летучая мышь». Вскоре братки вернулись, сделав все необходимое. Они проявили подлинное мужество.
Ночью я не спал: хотел лично убедиться, как работает радиостанция Баренцбурга.
Только к утру я залез в спальный мешок. Перед сном посмотрел на барометр: давление все время падает, не миновать шторма!