Вскоре я проснулся. Эрнст сказал:
— Слышен сильный грохот, началось сжатие льдов…
Я вышел из палатки; кругом вой, треск. Я, признаться, не ожидал, что сжатие льдов может сопровождаться таким страшным шумом.
Вслед за мной на улицу вышли Ширшов и Женя. Все насторожились, оглядываясь вокруг. Мы с Кренкелем принялись осматривать торосы, а Петрович побежал к своей палатке.
Вернувшись в лагерь, мы начали готовить нарты на случай, если придется перебираться на другую льдину. Будем держать наготове все научные материалы и радиостанцию: для нас это самое ценное.
Вернулся Петрович и сообщил:
— Трещина еще больше разошлась!
Решили сесть на байдарку и привезти с той стороны льдины оставшиеся приборы. За день байдарку занесло снегом; с трудом мы ее откопали, очистили, погрузили на нарты и отвезли к кромке льда. Однако спустить здесь байдарку на воду нам не удавалось: разводья были заполнены мелким льдом.
Мы двинулись вдоль трещины, чтобы выбрать место, где есть чистая вода. Долго бродили, пока не нашли узкую водную полосу; спустили тут нашу байдарку. На кромке льда поставили зажженные фонари: они будут служить нам маяком.
Когда мы возвращались в лагерь, туман еще больше сгустился. Нам пришлось брести ощупью, по старым следам. Иногда Эрнст ложился на снег и освещал электрическим фонарем следы, чтобы убедиться, правильно ли мы идем.
Я уложил аварийную радиостанцию на парты, приготовил чаи и сел писать дневник. Думаю, что скоро Женя и Петя появятся…
Залаял Веселый. Братки вернулись с нартами и байдаркой, но… без лебедки: ее не удалось перетащить.
Опять началась пурга. Бешено крутится снег, образуя высоченные сугробы, заметая тропинки на льду.
Мы забирались в спальные мешки, как в теплые порки. но через каждые полчаса выглядывали из палатки. Потом не выдержали и встали.
Петрович держит себя очень спокойно, играет с Кренкелем в шахматы.
Женя занялся ледокольными работами: у него над койкой снова образовались «ледяные глыбы». Он наколол ножом несколько бидончиков льда. На моей постели тоже все шкуры смерзлись в доски.
Все мы, не сговариваясь, по молчаливому согласию спокойны: ж проявляем ни беспокойства, ни тревоги. Во всяком случае, друг друга мы не волнуем. В этом, может быть, проявилась слаженность нашей четверки.
Сильный треск в антенне мешает нам слушать «Последние известия по радио».
Я вышел из палатки, чтобы расчистить вход. Открыв двери, увидел перед собой сплошную снежную стену.
Порывы ветра доходят до двадцати метров в секунду Давление в барометре упало до семисот двадцати миллиметров Мало кто из метеорологов на материке наблюдал такое явление!
Мы не можем определиться. Женя попытался пойти в свою обсерваторию, но вскоре вернулся и сказал:
— Ветер сбивает с ног.
Тогда Женя предложил прорыть траншею из кухни к его обсерватории. Мы сделаем своеобразный подземный ход в снегу, и Федоров не будет зависеть от пурги.
Собрал в одно место все инструменты, примусы, иголки. аварийный запас горючего и продуктов. Теперь все это должно быть под руками: каждую минуту мы ждем опасности.
Исполнилось ровно восемь месяцев, как мы живем и работаем на льдине. Мы так к пей привыкли, что забываем об океане, бушующем под нами и вокруг нас.
В первые месяцы нашей жизни на станции «Северный полюс» мы с большой радостью торжественно встречали наш юбилей. Двадцать первое число каждого месяца было для нас праздничной датой: мы брились, умывались, пили коньяк, устраивали пышный и обильный обед… Теперь нам не до праздников и торжественных обедов: сжатие льдов напоминает нам, что мы живем на зыбкой почве и что нас подстерегают здесь крупные неприятности.
Во время ночного дежурства Эрнст очищал тамбур от снега. Каждый раз ему приходилось пробивать в снегу нору, чтобы выйти из палатки. Свежий человек, увидев его, подумал бы, что это медведь, вылезающий из берлоги.
Утром Кренкель занялся осмотром ветряка.
Ширшов и Федоров сделали астрономическое определение.
В полдень нас вызвал по радио капитан «Мурманца» Ульянов.
— У аппарата Ульянов, — сказал он. — Судя по вашим последним координатам, я нахожусь где-то близко около вас. Думаю, что в пятнадцати милях… Зажгите фонари или ракету…
Мы запросили его координаты. Выяснилось, что произошла ошибка: «Мурманец» находится от нас не в пятнадцати милях, а значительно дальше, примерно милях в ста пятидесяти.
В душе мы были рады тому, что советские люди с маленького бота полны решимости пойти на любые трудности, чтобы снять нас со льдины.
Петрович ушел осматривать кромку льда, а мы с Кренкелем отправились в противоположную сторону — к трещине.
Женя искал свою обсерваторию, но никак не мог ее обнаружить: она скрылась под снегом. Не желая пропускать очередные магнитные наблюдения, Женя решил продолжать раскопки вечером.
Вернулся в палатку немного успокоенный: трещин на льдине пока нет. Но со всех сторон мы окружены водой.
Петрович отправился титровать пробы воды, а Кренкель лег спать.
Мы прорыли траншею от жилой палатки до обсерватории Жени; получился довольно прочный тоннель. Местами пришлось делать проход в больших сугробах снега.