Жизнь и смерть генерала Корнилова

– Ничего не швах! Сегодня они прорвали наш фронт, а завтра мы их. Завтра Марков поедет и вышибет товарищей. Он не любит с ними много разговаривать! – возразил прибывший офицер.

– Говорят, Марков – ваш Суворов? – сказал Петр Петрович.

– Какой Суворов! Суворов сейчас не годился бы! Ведь деремся-то с большевиками! Война-то гражданская и русский солдат идет против своих, во как! – сделав руками штык и подняв его вверх, произнес капитан. – Как ни говорите, а наш Марков молодец! – говорил капитан.

– Ваш Марков – сам Гинденбург!

– Ну, какой Гинденбург?! Гинденбург потерял бы свою немецкую голову в этой каше.

– А кто же он, в конце концов, по-вашему – Наполеон, что ли? – спросил Петр Петрович, слегка подмигивая Ивану Ивановичу.

– Генерал Марков есть генерал Марков в гражданской войне, идущий вперед, не зная страха, и бьющий большевиков, как ему хочется! – ответил капитан.

– Весь фронт держится на этом генерале. Без него генерал Корнилов был бы как птица без крыльев, – поддержал капитана Василий Иванович и вдруг шарахнулся в сторону, вежливо кланяясь вошедшему господину в черном штатском пальто, в серой барашковой шапке на голове и в высоких сапогах, который, опустив голову вниз и нахмурив брови, прошел в кабинет Верховного, не отвечая на приветствия и как бы не замечая присутствовавших.

– Кто это? Какой-нибудь ростовский буржуйчик? – поинтересовался Иван Иванович.

– Нет, это генерал Деникин, – ответил Василий Иванович.

– Почему же он здесь? – спросил Иван Иванович.

– А где же ему прикажете быть? – спросил капитан.

– Да как где? На фронте!

– Что он будет делать на фронте с таким животиком? – спросил капитан.

– Ведь он считался боевым генералом!

– Правда, Иван Иванович, он хорош в кабинете, а на фронте гражданской войны, где надо ползти да прыгать через заборчики, он не годится, – возразил капитан.

В это время откуда-то возвратился Верховный в сопровождении Долинского и, заметив группу разговаривавших, подошел к ним и спросил:

– Вы что, господа, состоите в армии? По делу?

– Никак нет, Ваше Превосходительство! Они только два дня, как приехали и, желая записаться в армию, пришли получить кое-какие справки, – подтянувшись, поспешил ответить Василий Иванович.

– Ну, ну, записывайтесь поскорее, господа! Вы сами понимаете – время тяжелое и нужны люди, – сказал Верховный, проходя к себе в сопровождении прибывшего с фронта с донесением капитана.

– Вы что думаете сделать со своей семьей в случае нажима большевиков, Иван Иванович? – спросил Василий Иванович.

– Да я их хочу оставить в Ростове вместе с вашей семьей.

– А вы сами, надеюсь, пойдете с нами, Иван Иванович?

– Я, право, Василий Иванович, не знаю, но думаю, что да. Если бы во главе стоял кто-нибудь другой, не пошел бы, а с генералом Корниловым, пожалуй, пойду.

– Что, действительно ликвидировали прорыв на фронте? – переспросили, встрепенувшись, беседовавшие, услышав эту весть от капитана, возвращавшегося от Верховного после доклада.

– Сам Верховный сообщил мне об этом! – сказал им капитан.

– Ну, слава Богу, значит, наши бьют этих негодяев! – произнес Петр Петрович, сразу развеселившись и забыв, что он не состоит в армии.

– А, господа, я заговорился и совсем забыл, что меня люди ждут! Извините, спешу! – заторопился вдруг Василий Иванович. – Прощайте, Иван Иванович, и вы, Петр Петрович!

– До свидания, Василий Иванович!

– Да, Василий Иванович, вы, пожалуйста, в случае чего этакого известите меня записочкой. Вы ведь в штабе! – кричал Иван Иванович вслед уходящему Василию Ивановичу.

– Да, да, не беспокойтесь! Я – своевременно… – на ходу проговорил Василий Иванович, спеша к себе.

Ледяной поход

Еще утром 9 февраля никто не думал о выступлении из Ростова, но, получив известие о том, что казаки Гниловской станицы, бросив позицию, поставили Корниловский полк под удар большевиков и что казаки этой станицы не только не помогли Добровольческой армии, но даже при отступлении стреляли по ней и что с остальных фронтов казаки также ушли, Верховный в 12 часов дня сурово приказал мне:

– Хан, нужно приготовиться к походу, так как мы сегодня выступаем из Ростова.

Лицо Верховного опять было желто, но глаза искрились, когда он примерял бекешу с генеральскими погонами, принесенную чехом, портным Корниловского полка. Опять мне пришлось, как в Быхове, собирать вещи Верховного, состоявшие из мыла, гребенки, двух полотенец и трех пар белья, на одну из которых рассчитывал я, так как совсем обносился, не имея нижнего белья. Я бы остался и без рубашки, если бы не добрая Анна Андреевна Роженко, супруга капитана Роженко, которая, узнав, что у меня нет белья, отдала мне две пары белья своего мужа.

В четыре часа в штабе засуетились, узнав о выступлении.

– Что же, Хан, выступаем? А куда? – спрашивали меня штабные офицеры.

– Куда поведет Верховный! – отвечал я им.

Вмиг Парамоновский дом превратился в муравейник. Крик. Шум. Голоса мужчин, женщин и детей сливались в громкий гул.