– А!.. Гм… Зачем покупать чайник, когда есть общий бак, из которого можно брать чай. По-моему, чайник большая роскошь. Не стоит тратить деньги, – спокойно отвечает Верховный, продолжая пить чай и обходя вопрос о чае и сахаре молчанием, глубоко задумывается о чем-то и вдруг, как бы проснувшись от глубокого сна и продолжая начатый разговор, добавляет: – Да, хорошо бы, если бы этот отряд (Дроздовского) с Румынского фронта прибыл поскорее. Помощь была бы огромная и кстати. Ах, как этот Каледин нас тормозил своей соглашательной политикой. Если бы не его политика, мы бы уже сделали половину дела. Теперь же, насколько я знаю, противник тоже не дремлет и быстро организуется. Моя цель была пойти на них раньше, чем они успеют сорганизоваться. Большевизм сам по себе не был бы опасен, если бы за спиной наших ротозеев не шли немцы. Ясно, они используют нашу революцию, как пожелают. Вот до чего довели Россию вдохновители русской революции! Говорил этим господам, что рано вам радоваться, а они мне возражали, что русская революция бескровная и я не знаю народ. Вот этот народ, который «они» знали, и вот та бескровная революция, о которой говорили! Пусть полюбуются теперь! – говорил Верховный, глядя сосредоточенно в одну точку ящика, забыв о своем чае.
Подобные разговоры у нас бывали почти каждое утро. Если в это время приходил генерал Романовский, то Верховный приглашал его в нашу комнату и предлагал ему чаю, спрашивая о впечатлении прошедшего дня. Допив быстро свой чай, Верховный в сопровождении генерала Романовского входил в свой кабинет для выслушивания доклада, и с этой минуты начинался прием.
Иногда Верховного посещала семья, и если он не был занят в это время, то выходил к ней, а если кто-нибудь сидел в его кабинете, то семья ждала.
– Папа, почему ты уже два дня к нам не приходишь? Мы по тебе очень соскучились! – говорили его дети, вызывая Верховного в нашу комнату.
Юрик при виде отца бросался к нему на шею.
– Ну, брат, ты очень тяжелый! – нагибаясь под тяжестью сына, говорил Верховный. – Извините меня, эти дни я был так занят, что буквально ни одной минуты не имел свободной, чтобы сбегать к вам, – произносил он, здороваясь с женой и дочерью.
– Ну, папа, как дела? – интересовалась Таисия Владимировна.
– Дела? Гм… ничего! Вот жду ответ от жителей Ростова. Если они дадут людей для охраны города, то я останусь, а если нет, то придется мне вывести армию из Ростова, – сказал однажды Верховный.
– А как же мы, папа? – спросил Юрик.
– А вас придется оставить большевикам! – шутил Верховный.
– Ну, папа, я не хочу! – начинал тянуть в нос Юрик. – Папа, а женатый мальчик (так называл Юрик Виктора Ивановича) тоже останется с нами? – спрашивал, не унимаясь, Юрик.
Верховный, не выдержав, громко расхохотался.
– Если он хочет, то пусть остается с тобой вместе, но я не думаю, чтобы это желание у него было велико, и, по-моему, он с большим удовольствием поехал бы в Сибирь, где ждет его жена!
– Нет, кроме шуток, папа, что мы будем делать, если, не дай Бог, тебе придется оставить Ростов под напором большевиков? – задала вопрос Таисия Владимировна.
– Я вас думаю послать на Кавказ, к генералу Мистулову, в Черноярскую станицу, где под его покровительством будете жить, пока выяснятся мои дела. На днях я должен от него получить ответ. Вы готовьтесь к отъезду! – спешил Верховный успокоить свою семью. – Что же касается остальных новостей, их вам женатый мальчик расскажет, а я, извините, уйду, так как, говорит Хан, в кабинете меня ждет генерал Деникин! – сказал Верховный, направляясь в свой кабинет.
– Папа, приходи пить чай с пирожками. Ждем тебя! – говорила Наталия Лавровна ему вслед.
Верховного ничего не отвечал, как бы уже не слыша, и входил в кабинет.
– Хан, тащите папу сегодня вечером к нам, он вас слушает. Уже два дня, как он у нас не был. Нам скучно все время быть одним, – говорила Наталия Лавровна.
– Приходите с Лавром Георгиевичем в четверть шестого, будем пить чай с пирожками! – в свою очередь просила, уходя, Таисия Владимировна.
Спустя три дня после приведенного разговора с семьей. Верховный приказал мне передать Таисии Владимировне, чтобы она была готова к отъезду.
– Ко мне прибыл от Мистулова человек с письмом, в котором Мистулов сообщает, что он ждет их, – сказал мне Верховный в заключение.
– Хан, дорогой, не бросайте Верховного. Ухаживайте за ним в походе сами, как во время похода из Быхова на Дон, где вы заменяли ему родного сына! – просила меня Таисия Владимировна со слезами на глазах, когда я с Верховным пришел проститься с его семьей.
– Таисия Владимировна, я еще не забыл слово, данное вам в Могилеве! – успокаивал я.
– Нет, это слово было только до Дона, а теперь дайте снова, – требовала она.
– Отсюда и докуда? – задал я вопрос.
– До счастливой встречи! – говорила она.
Я дал обещание.
– Как они вас, Хан, взяли за жабры! – смеялся Верховный.
– Ну, с Богом! Получила слово, теперь уезжай! – торопил он, прощаясь и целуя каждого.