Теперь его поверхность стала алтарем – белая церковная свеча, которую ни разу не зажигали, была окружена фотографиями Итана в рамках. На одной из них он лежал в инкубаторе в больнице на одеялке из овечьей шерсти, подключенный через пучок трубочек к аппаратам, а на другой мама держала его на руках в день выписки. На нескольких из фотографий он был дома: на высоком стульчике, пока папа кормил его яблочным пюре; во время пинания башни из кубиков на голубом ковре в этой самой комнате; усаженный рядом со мной на диване в гостиной.
Нас окружали вещи, которыми мой маленький брат никогда не пользовался, никогда
Я повернулась, чтобы посмотреть на реакцию Джея, и пришла в замешательство, обнаружив, что он пристально смотрит на меня, а не на всю эту выставку меланхоличного горя и застывшего горя. Я видела вопросы в его глазах.
– Это комната моего младшего брата. Его звали Итан.
Я переступила через кипу журналов о материнстве, подняла фотографию с Итаном в инкубаторе, сдула с нее пыль и протянула Джею.
– У него был врожденный порок сердца – атрезия трехстворчатого клапана с сопутствующим дефектом межжелудочковой перегородки. Проще говоря, дыра в сердце.
Джей печально смотрел на фотографию.
– У него уже была одна операция и должна была быть еще одна, но он подхватил пневмонию, и его организм с ней не справился.
– Сколько ему было?
– Когда он умер? Девять месяцев.
– А тебе?
– Четыре года.
– О, Пейтон. Мне так жаль.
Джей притянул меня к себе и крепко обнял. Как бы мне хотелось, чтобы он мог обнять меня так крепко, что все разбитые кусочки меня воссоединились.
Я проговорила ему в плечо:
– Это было очень давно.
Так давно, что я трепетно хранила в памяти немногочисленные воспоминания об Итане. Детский пальчик на его левой ножке, скрещенный с соседним. Сладкий запах его вспотевшей головки, когда мама кормила его персиковым пюре. Даже посиневшие губы.
– Я не знаю, можно ли
Я вздохнула и отстранилась:
– Ну, моя мать так и не оправилась. Она сохранила вещи Итана. Все – даже использованные подгузники и бутылочки с детским питанием. С этого все и началось.
Она сложила последние вещи, которые он носил, в закрывающийся пакет и не стала их стирать.
– Горе и депрессия сломили ее, – сказала я. – Думаю, поняв, что не смогла спасти его, она обратила все свое внимание на то, что было к нему ближе всего – его вещи.
– Тогда она начала покупать еще и еще – поначалу детские вещи, а потом постепенно переключилась на все то, что могло привлечь ее интерес. Она стала зависима от своих вещей, от шопинга. Я тогда еще не понимала, что происходит. Я была всего лишь ребенком, приходившим в восторг от всех этих покупок, понимаешь? Теперь я думаю, она пыталась заполнить дыру внутри себя.
– Она продолжает покупать все подряд?
– О, черт возьми, да. Она закупает вещи онлайн так, словно от этого зависит ее жизнь, хотя мы
– Или с твоей, – сказал Джей, возвращая фотографию Итана на то же место.
– Кроме того, она отказывается выкидывать
– А твой отец? – спросил Джей.
Я смяла ногой сдутый футбольный мяч.
– Они пробыли вместе еще пару лет – пытались сохранить отношения. Но между ними просто было слишком много горя и вины.
– Папа проводил дома все меньше и меньше времени – думаю, поначалу чтобы пореже пересекаться с мамой, чтобы не переживать снова смерть Итана. Но, подозреваю, уже тогда у него также начался роман на стороне. Однажды он просто собрал чемоданы и съехал. Он сказал что-то вроде «Мне нужно уехать» и уехал.
– И ты потеряла и его, – сказал Джей, внимательно глядя мне в глаза. – Ты потеряла своего братика, свою мать, утонувшую в депрессии и вещах, а потом и твой отец оставил тебя.