Однако выбора не оставалось, и Петров решился выйти. Стоило ему наклониться над водительским сиденьем, как кто-то ударил его сзади. Удар скользнул от шее к лопатке, но этого было достаточно, чтобы Александр потерял сознание. Он обмяк и сполз на землю. До конца не отключился, слышал, как сквозь сон, грубые голоса, говорившие на непонятном языке. Александр чувствовал, что его волокут по влажной земле. У него сразу промокли брюки и рубашка. Затем его тащили по траве и между колючих кустов, оцарапавших его лицо и открытую часть рук.
Затем он совсем отключился и очнулся, как ему показалось, через сутки. Но прошло часа два. Петров открыл глаза, чувствуя сырость всем телом. Он лежал на земляном полу. Александра не стали даже связывать, по-видимому, оценив по достоинству его слабость и неспособность оказывать достойное сопротивление.
С ним заговорили по-французски. Он ничего не понял, тогда говоривший, которого Петров не видел (незнакомец стоял спиной к масляной лампе), перешел на английский:
— Назовите свое имя.
— А вы кто? — Александр попробовал сесть на земляном полу помещения, где находился, но голова закружилась, ему стало жалко себя до слез.
Надо же было приехать в Африку, всего на месячишко, чтобы вместо надежды на будущую карьеру попасть в плен неизвестно к кому. Узнают, что советский специалист и, как во времена Великой Отечественной, сделают из русского бифштекс, вырежут звезды у него на спине и груди… Он так живо представил себе это, проклиная Полторанина, бросившего стажера на произвол судьбы, что глаза заслезились.
— Ты расскажешь, что вы делали в лагере МПЛА, иначе тебе будет очень плохо. Ты видел там Харрисона?
Петров не стал артачиться и рассказал все, что знал. При этом он без конца талдычил, что является обычным переводчиком и ничем больше. После допроса его сунули в какой-то чулан, где он мог сидеть на полу, согнувшись в три погибели. Его охватила паника, но, как он ни вопил, его никто не торопился выпускать.
Через час Александра снова стали допрашивать. Во время допроса он даже не пытался выяснить судьбу Полторанина, его волновало только свое будущее, которое казалось теперь еще более туманным. Он снова повторил историю про Харрисона, не понимая, почему этот американец-наемник так волнует француза.
А тем временем Михаил, затаившись на обочине, прижимал к себе автомат и выжидал момент, когда подойти к машине. Он сжимал ключи от автомобиля в кармане, которые, по счастью, не выронил.
Михаил не видел, как Петрова схватили, но понимал, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Беспокоило, что он не успеет добраться до машины, слишком ослаб. И хоть он, оторвав от рубашки нижний край, затянул рану на ноге, повязка слишком быстро пропиталась кровью.
Группа чернокожих остановила машину на дороге. Дали очередь перед машиной. Михаил резко ударил по тормозам, схватил автомат и выкатился из автомобиля, стреляя одиночными. Он успел укрыться на обочине, рассчитывая, что стажер выскочил с другой стороны и укрылся в зарослях.
Кто-то из нападавших вскрикнул, затем затрещали кусты, и Михаилу пришлось затаиться. Мимо него пробежали. Раздалось несколько выстрелов. Полторанин с трудом сдержался, чтобы не вскрикнуть, когда пуля попала ему в ногу.
Михаил отлежался, стянул рану обрывком ткани и, выждав, вернулся к машине. Он завел ее, развернулся и помчался обратно в лагерь МПЛА, чтобы поднять партизан на поиски пропавшего стажера. В лагере ему оказали первую помощь. Рана была сквозная.
Отправили на поиски бойцов. Далеко увезти похитители его не могли, если Александра вообще похитили. Михаил больше всего боялся, что Петрова прикончили там же, на дороге, и бросили в кустах. Однако ни в машине, ни около нее, там, где она стояла на дороге, никаких следов крови ангольцы не нашли.
В середине ночи мапловцы вспомнили о нескольких брошенных хижинах километрах в четырех в стороне от дороги. Туда и нагрянули. Пару унитовцев уложили наповал во время штурма. Ранило и одного из партизан. Но самое главное, спасли Петрова, трясущегося от страха, потерявшего очки и дар речи. Он не мог связать двух слов. Бормотал что-то. Однако при виде раненого, окровавленного Полторанина пришел все же в себя и даже смог сесть за руль. Они добрались до Браззавиля к утру.
О своих разговорах с унитовцами, а уж тем более о своих откровениях он Михаилу не рассказал. Ни словом не обмолвился о французе, который вел допрос и исчез незадолго до появления пришедших на подмогу мапловцев.
— Неужели это случайность? — бормотал Михаил, побелев от боли. — Кто-то нас сдал. Явно не была случайностью такая засада.
Он подозревал партизан из лагеря и собирался в ближайшее время снова встретиться с их командиром, чтобы вместе вычислить предателя. Но ему и в голову не приходило, что этот самый предатель сидит сейчас с ним рядом и ведет машину.