— И кстати, — предупредил Полторанин, — на мероприятии будет много самой разношерстной публики. Надо вести себя поосмотрительнее. Следи за разговорами, старайся все запоминать, потом отпишешься в деталях. Учись писать грамотно, вычленять главное, в жизни пригодится.
…Тьерри Кристоф — так представился этот француз, круглолицый, губошлепый, со смуглой от природы кожей и холеными черными волосами, уложенными с помощью геля. Волосы все равно стремились завиться мелкими цыганистыми кольцами, пружинили, когда Тьерри энергично тряс головой. Француз налил себе горький тоник из жестяной банки в хрустальный стакан и закусывал салатом из свежих помидоров и огурцов, который нарезали посольские женщины. Готовкой занимались и жены дипломатов, помогая повару.
Петров брезговал их стряпней, поглядывал на бутылки виски и водки, стоящие на белоснежной скатерти длинного фуршетного стола, но так и не рискнул выпить. Его то и дело подзывал то посол, то Приставкин, чтобы переводил. Но в какой-то момент Александр, чтобы передохнуть, затаился в дальнем углу зала, около кадки с фикусом. Тут его и нашел Тьерри.
— Месье Петров, вы ведь новенький в посольстве. Хоть какое-то приятное свежее молодое лицо. Я наблюдал за вами исподволь, у вас отличный английский и аристократические манеры.
— Ну прям аристократические, — самодовольно возразил Александр. — А вы…
— Тьерри Кристоф Канта. Секретарь французского посольства по экономическим вопросам. Может, выпьем за знакомство?
Тьерри налил виски в два стакана на донышко и подал Александру.
— Несколько раз видел вас в городе, — Тьерри улыбался своими котовскими рыжими глазами. — Вот с этим спортсменом, — он кивнул на Полторанина. — Мишель — человек грубый, приземленный, я несколько раз с ним пытался подружиться, но безуспешно. Он, как и все ваши сотрудники старой формации, считает, что надо забаррикадироваться в дипмиссии, а вокруг — враги. Вижу, и вы понимаете, что это нелепо.
Александр и в самом деле улыбался. Общаясь с французом, он словно вдохнул глоток свежего воздуха впервые за все время в Браззавиле. Ему даже начал нравиться сегодняшний прием — суета, разные люди, разноязыкие, тропическая темнота за высокими окнами, залитыми дождем. Двор засыпало опавшими после дневной грозы листьями и прошлогодними стручками акации…
— Я вообще считаю, что нам давно нечего делить, — вдруг заявил Петров. — Мы могли бы взаимодействовать теснее. В Африке хватит запасов на всех.
— Нужно ли всем африканским странам развиваться по социалистическому типу? Охота вам содержать ораву этих черномазых оглоедов за ваш счет? Овчинка не стоит выделки, вложенное не окупится. Страны их развалены, работать негры не хотят и не будут, они и воевать рьяно не будут за вашу советскую власть.
— Воюют же, — не удержался Петров. — Им ваша колонизаторская политика хуже горькой редьки. А страны восстановятся. И мы поможем.
— Уважаю людей, убежденных в своей правоте. Такими бывают, как правило, только русские. Вы всегда за что-то рьяно сражаетесь. А в Анголе вы были? Там крайняя нищета, болезни, стреляют.
— Да вам-то что беспокоиться? Она же португальская колония. Вот завтра съезжу в Кабинду и посмотрю своими глазами.
Петров гораздо позже спохватился, что сболтнул про поездку в Анголу, когда понял, что все слишком далеко зашло.
Они с Полтораниным добрались до лагеря МПЛА в Кабинде. Еще осенью ангольские власти ликвидировали поползновения местных властей создать из Кабинды независимую республику.
Александра поразил лагерь мапловцев. Бойцы жили в землянках, накрытых пальмовыми листьями. Столько свободных площадей, столько строительных материалов, а тут словно чем хуже, тем лучше. Как будто надо обязательно жить в диких условиях, чтобы бороться за свободу, жрать из черепушек, пить буквально из лужи, справлять нужду тут же, под стеной землянки.
В землянке штаба их ожидал солдат УНИТА. Парень из овимбунду[13] сидел на патронном ящике со связанными руками. Очень тощий, с длинными руками и продолговатым измученным лицом. У него было такое выражение лица, словно он прошел все круги ада, что, в общем, подтвердилось, когда он стал рассказывать, как оказался в УНИТА. Чуть поодаль сидел молодой белокожий парень с обмазанным грязью или ваксой лицом.
Недоумевая, зачем вообще его Полторанин сюда привез, Петров стоял у входа и брезгливо смотрел на мапловцев, набившихся в землянку. Воняло потом, специфически от влажной кожи черных солдат и тушенкой. Александр боялся заразиться вшами, которые кишели у мапловцев. Он видел, когда шел по лагерю, как они перебирали друг у друга шевелюры и азартно давили паразитов.
Александр понял, зачем он здесь, когда белый парень заговорил по-английски и отказался общаться на каком-либо другом языке. Пришлось Петрову переводить.