Выбраковка

— Был у меня друг, звали его Паша Птицын, — начал Гусев. — Милейший парень, такой очень спокойный, домашний, трогательно влюблённый в свою жену, короче говоря, почти идеальный тип. По образованию социолог. Работал Паша на государство, в каком-то загадочном департаменте стратегических исследований. Впрочем, это важно лишь в том контексте, что Пашины идеи оказались востребованы. Так вот, знакомы мы с ним были с детских лет и общались довольно тесно, но в основном по поводу выпивки и задушевной беседы. И всегда меня в Павле восхищала одна черта — удивительное его добродушие. Вот я, например, от природы страшно злой и изо всех сил пытаюсь эту свою внутреннюю озлобленность не выпускать наружу… Ладно, Иван, не надо смеяться. А тёзка мой, он, наоборот, всю жестокость нашего мира как будто не ощущал. Наверное, потому, что был очень большой и сильный — примерно как ты, Ваня. Уверенный, что любого негодяя придавит голыми руками. Кстати, ему удавалось — помню, нас с ним побить хотели, так я глазом моргнуть не успел, а противник уже за горизонтом скрылся. И однажды произошла с этим милейшим во всех отношениях человеком э-э… как бы помягче сказать. Произошло то, чего врагу не пожелаешь. Ехали они с женой ночью по городу, никого не трогали, и вдруг ни с того ни с сего Пашкиной машине в задницу впаялся джип, битком набитый обкурившимися бандитами. Скорее всего мелкая сошка — так, возомнившие о себе «шестёрки». Но ты же сам понимаешь, что делает с человеком наркотик…

— Понятия не имею, — помотал головой Иван.

Гусев оценивающе посмотрел на него одним глазом.

— Верю, — кивнул он. — Тебе вредно знать эти подробности. А то бы ты не смог так яростно выступать против выбраковки пушеров. Христосик ты наш…

— Пэ, хватит! — потребовала Майя. — Зачем ты так?

— Так злой же я, — объяснил Гусев без тени улыбки. — Ладно, опустим прения сторон. А для интересующихся сообщим — любые наркотики растормаживают подсознание. Только водки нужно для этого много, и ты вряд ли окажешься в силах этим своим расторможенным подсознанием как следует размахнуться и отоварить им ближнего по голове. А вот гашиша, чтобы раскрыться во всей первозданной красе, нужно всего ничего. И ворьё, которое в Павла въехало, было уже в нужной кондиции. Началось разбирательство — сколько им Паша должен за оцарапанный «кенгурятник». И Павел совершил жуткую ошибку. Ему, понимаешь ли, съездили по морде, чтобы знал своё место. А он, такой большой и сильный, оскорбился. И начал это ворьё колошматить. Только он не учёл, что, во-первых, их пятеро, а во-вторых, это не центр города, а глухой спальный район, да ещё и граница лесной зоны. Не догадался как-то. Бывает. В конце концов, он был в секретном департаменте не оперативник, а исследователь, да ещё и редкий тормоз, который даже в армии не служил. Точь-в-точь как ты, Иван. У тебя же язва, верно? Тебе в армию нельзя, вредно… И вообще, Ваня, когда тебя в последний раз били? Так, чтобы не драка случилась, а именно хорошее полноценное избиение?

— Вам это нравится, Гусев, — мило улыбнулся Иван. — Я понимаю. Будьте добры, продолжайте.

— Чтобы всё сжалось внутри и кричало: «За что?!» — Гусев мечтательно глядел в потолок. — И ногами тебя, ногами… И чтобы поднялся ты, весь в слезах и кровище, совсе-ем другим человеком. Совершенно другим, Ваня.

— А вас часто били, товарищ старший уполномоченный? — всё так же дружелюбно осведомился Иван.

— Били, — сказал Гусев. — К сожалению, били. Поганое ощущение, Ваня, когда тебя бьют и ты ничего не можешь сделать. Если нарочно позволяешь себя бить, чтобы совсем не убили, — это один разговор. И кровища будет, и слёзы, но в этих слезах есть момент торжества — ушёл, вывернулся, обдурил противника. А бывает, так отмудохают, что лежишь и думаешь — повеситься, что ли?

Майя тяжело вздохнула, забрала у Гусева чашку и налила в неё кофе. Гусев благодарно кивнул.

— Так вот, — сказал он. — Вернёмся к моему тёзке. Он начал с ними драться. Выскочила жена — разнимать. Успела к шапочному разбору, потому что Пашке моментально пропороли ножом бок, монтировкой раздробили колено, а потом этой же монтировкой сломали руку. Затащили в лес, прислонили к дереву и по-быстрому у него на глазах изнасиловали его жену. И нанесли обоим по дюжине ножевых ранений. Жена умерла, а Павел выжил.

— Их нашли потом? — спросила Майя. — Бандитов?

— Нет.

— Как это — нет?!