Выбраковка

— Просто не смогли чётко установить личности. Машина в угоне, физиономии Павел толком не разглядел — темно было. Скорее всего они, когда очухались, подались в бега. А Павел начал говорить очень не скоро, ему вообще дико повезло. Конечно, если это можно назвать везением в данной ситуации. Пережить такое — бр-р… Он лежал прикованный к койке и всё время что-то печатал на ноутбуке. Когда сил хватало уцелевшей рукой шевелить. Я приходил к нему, мы разговаривали… Нет, это не был растоптанный человек. Павел остался личностью, но что-то в нём, сами понимаете, изменилось кардинально. И он стал по-другому смотреть на некоторые вещи. В общем, Павел лежал, печатал и страшно мучился от боли, потому что потихоньку складывал в матрас таблетки, чтобы потом, когда закончит работу, отравиться. Так получилось, что я оказался чуть ли не последним, кто видел его в живых. Я зашёл на минуту, он выглядел очень усталым, но и просветлённым каким-то, очистившимся. Как будто сумел оттолкнуть от себя память о несчастье. И я увидел — он готов. Мне сразу показалось, что со дня на день он либо покончит с собой, либо просто тихо умрёт. А особенно я в эту версию поверил, когда он передал мне дискету и взял с меня клятву хранить её, но просмотреть только после его смерти, не раньше. Я, конечно, сказал, что к тому времени, когда он умрёт, трёхдюймового дисковода будет днём с огнём не сыскать. Но он только улыбнулся. Мы попрощались, я ушёл. А он достал припасённые таблетки и съел их.

— Если ты догадывался… — начала Майя.

— А хоть бы и уверен был на сто процентов.

— Почему?!

— Вспомни, с кем разговариваешь, — криво усмехнулся Иван.

— Видишь ли, Майя… — Гусев отхлебнул кофе и потёр ладонью глаза. У него был усталый вид, он будто состарился, рассказывая эту историю. — В принципе у человека нет права кончать с собой. И Бог не велел, да и вообще это выход слабака или безумца. Но случаются частные случаи. Извини за тавтологию, или как это там… Случаются. С Пашей Птицыным был как раз такой. Особенно мне это стало ясно, когда я просмотрел дискету. Видишь ли, Паша был не особенно талантлив, да и в простом житейском понимании не очень умён. Но зато оказался хорошо информирован. Ему были видны некоторые процессы в верхушке общества, которые должны были прийти к своему завершению в ближайшие месяцы. Не хватало только концепции, хорошо сформулированной идеи, чтобы эти процессы обрели, так сказать, идеологическую базу. Чтобы было за пазухой громкое слово, которое можно бросить в народ.

— Я понял. — Иван снова криво усмехнулся. — Вот отчего произошёл «январский путч».

— Ну, это ты утрируешь. Путч не мог не произойти. Более того, он не мог не удаться. Но вот последствия его оказались такими, какими… Какими оказались — из-за Пашиной разработки.

— Вы отдали дискету отцу, тот восхитился и пустил её в дело! — Иван, казалось, сейчас начнёт хохотать.

Валюшок обалдело глянул на Гусева. Гусев улыбался.

— Зачем? Думаю, Павел сбросил текст по сети куда надо. А я вообще никому не показывал дискету. Более того, я её уничтожил. Но кое-что запомнил навсегда. Например, оригинальный текст «птички». Она начиналась со слов: «Вы имеете право умереть».

— Птицын, конечно же! — воскликнула Майя.

— Это был мой последний долг тёзке, — кивнул Гусев. — Никто из гражданских не знает, что «теорию Сверхнасилия» и основные принципы выбраковки разработал именно он. Думаю, он тоже предполагал, что его имя канет в Лету. Но Павел чертовски хотел отомстить тем ублюдкам. И добился этого, правда, несколько экстравагантным способом. А я проследил за тем, чтобы они знали хотя бы косвенно, кто именно сводит с ними счёты. Когда ваш покорный слуга пришёл в выбраковку, «птичку» называли по-разному, кто «последним словом», кто «молитвой». И я рассказал парням историю Павла Птицына. Что особенно интересно — мне за это ничего не было.

— Папочка заступился, — ввернул Иван. Он всё ещё пытался заслониться от истории, которую только что услышал.

— Ты меня с кем-то путаешь, Ваня. — Гусев внешне был безмятежен, но в голове его прорезалась какая-то едва заметная щемящая нота. — Мой отец умер за много лет до путча. Даже если бы он был настолько влиятелен, как ты думаешь…

— Секундочку! — Иван выглядел удивлённым. Впервые за весь разговор Гусев его всерьёз озадачил. История Птицына Ваню не тронула, похоже, совершенно. — Так разве вы не тот Гусев?

— Да я вообще не Гусев, — сказал Гусев. — И даже не Павел.

Иван отчего-то покосился на Валюшка.

— Идите вы на хрен, не Гусев, — посоветовал он. — Идите вы к чёртовой матери с вашими байками и вашей бесконечной игрой.

— И пойду. — Гусев встал, Валюшок тоже поднялся. — Спасибо за кофе, Майя. Увидимся ещё. А с тобой, Иван, я надеюсь, это у нас была последняя встреча.

— Это что ещё значит? — очень тихо спросила Майя. Лицо её вдруг осунулось.

— Он так ничего и не понял, Майя Захаровна. Он, похоже, вообще не понимает, в какой стране живёт. О чём мне с ним разговаривать?

— Гусев!!! — Голос Майи сорвался на крик.