Выбраковка

— Ты давно копаешь под АСБ, Иван, — сказал Гусев очень спокойно. — И то, что у меня в Агентстве имеется э-э… определённый статус, ты знаешь отлично. Некоторые особые каналы информации для меня открыты, и вообще. Поэтому, кстати, несмотря на все театральные эффекты, ты, дружище, терпишь мой э-э… интерес к работе вашего издания. Всё ещё полулегального издания, хотелось бы напомнить. Терпишь, Ваня, согласись. И вот я тебе сейчас говорю: все наши на месте. Понял?

— А с чего вы взяли, Гусев, — очень вкрадчиво спросил Ваня, — что я вам не верю?

— Та-ак… — протянул Гусев.

— Вот именно. Давайте представим на минуточку, что ваша хвалёная закрытая информация проходит через фильтр. Там, наверху. На самом верху. И вы просто не знаете, Гусев, что в действительности творится в вашем обожаемом Агентстве. Нет, нет. — Иван выставил раскрытую ладонь, упреждая саркастическую фразу Гусева, которая вот-вот должна была сорваться с его презрительно скривившихся губ. — Я не такого высокого мнения об «Эхе», чтобы предположить, будто фильтр поставлен для нас. Вам тоже могут дурить голову. Именно в честь вашего определённого статуса, которым вы так гордитесь, товарищ старший уполномоченный.

— Мне нравится, что ты успокоился, — пробормотал Гусев. — Это мне даже больше нравится, чем то, что ты не желаешь слышать мои аргументы.

— Это был выбраковщик, — сказал Иван жёстко. — Докажите, что нет.

— Поймаем — докажем.

— О, когда вы человека поймаете, вы сможете доказать что угодно.

— Химия, Ваня, она не врёт. «Сыворотку правды» выдумали слишком давно, чтобы в ней сомневаться.

— Показания, данные против себя, даже под воздействием психотропных средств…

— Это ты будешь говорить на сходках Хельсинкской группы, дружище. Можешь даже кричать. Есть закон, и он гласит: признался — получи. Именно поэтому АСБ не использует пыток и устрашения. Нам это ни к чему, мы должны располагать стопроцентно корректной информацией. Вот почему у нас и ошибок почти не бывает.

— Почти… — Иван криво усмехнулся. — Очень хорошее слово «почти». Очень растяжимое. В общем, Гусев, вы можете воображать себе что угодно. Но я вам говорю — ждите. Случай в Саратове — только первый звонок. АСБ настолько пропиталось насилием, что начинает потихоньку выплёскивать его на улицы. Ждите, Гусев. Вам ещё придётся охотиться на своих. Вы будете убивать друг друга. И вот тут-то я посмеюсь. Со слезами, но посмеюсь. Неужели вы настолько слепы, Гусев? Конечно, я всегда считал вас убийцей, я и сейчас так думаю, мне с вами противно за одним столом находиться, но всё-таки… Вы хотя бы достойный противник, вы не такой тупоголовый психопат, как остальные ваши инквизиторы. Неужели вы ничего не видите?

Валюшок всё так же незаметно убрал игольник и посмотрел на Гусева. «Выплёскивать насилие на улицы». Перед глазами Валюшка сама собой возникла сцена, которую он запомнил в мельчайших подробностях, — перепуганный воришка и Гусев с пригоршней мелочи…

А Гусев снова улыбался. Только очень грустно.

— Мне бы хотелось закончить этот разговор на довольно неожиданной ноте, — сказал он.

Иван непонимающе уставился на Гусева. Похоже, он ждал дискуссии. Но собеседник перехватил управление на себя. Гусев обрезал разговор не только лишь тематически, он ещё и гениально сменил интонацию.

— Я расскажу тебе, Ваня, одну короткую историю. Не надо морщиться, она совсем не поучительная. Возможно, ты её слышал в каких-то обрывках. Но даже внутри Агентства очень немногим она известна целиком и без искажений. Можно?

— Ну-ну… — неопределённо качнул головой Иван.

— Будешь ещё кофе, Пэ? — спросила Майя с ясно различимым облегчением.

— Нет, спасибо, мы сейчас пойдём. Так вот… Это даже не история человека. Это скорее история одной концепции…

За стеной опять наступила тишина — похоже, там напряжённо прислушивались.