Второй меч

Не было до сих пор трамвайных станций, построенных таким образом, а если и были – в каком-нибудь Сеуле, или Улан-Баторе, или еще где – «Нет!» (я так решил). Стены станции по большей части ничем не отделаны, ни кафеля, как обычно в метро, ни мрамора (по крайней мере я ничего такого не видел). Ну укрепили своды, гидроизоляция, разумеется, на месте, а в остальном – как будто только что выкопали, да так и оставили – а копали-то долго, много лет. И гидроизоляция, кстати, не идеальная: сырость сочилась то здесь, то там, пробегали ручейки по песку, по пластам кремниевой горной породы, по цементу, кое-где поросло мхом, пучки травы, ветки (без сучков и пеньков), даже, скажем, водоросли плодились в глубинах подземной станции, так при цветном освещении выглядит растительность в аквариуме, и эти водоросли так же волнами колыхались, когда проходили поезда. Пористые и вместе с тем прочные, крепче и долговечнее по-своему, чем бетон, «игриво долговечные», эти земельно-песчано-кремниево-щебеночно-скальные стены глубоко в недрах долины на берегах Сены, одна из новостроек, которые обычно скорее не претендуют на долговечность, особенно из-за их очевидного материала, того же, из которого построены многие дома в этих краях, вообще в Иль-де-Франс, дома, где более ста лет уже обитают поколения и местных, и иностранцев: песчаник, красно-серо-желтый, серо-желто-красный и так далее, который на первый взгляд вообще кажется хрупким, выветренный (того гляди выпадет камень из фасада, а вслед за ним и весь фасад рухнет), на самом деле, напротив, прочен, как кремень, не выветривается и не крошится, и если отколоть кусочек, то края у скола будут остры, как нож. К тому же под землей разнообразное электрическое освещение, рельеф и игра цветов, сочно и густо, ну как наверху на фасадах домов играет дневной свет и лучи солнца, когда оно движется от горизонта к горизонту с утра до вечера; так вот, как раз песчаник там, в глубине, и играет разными цветами, несравнимо, желто-серо-красный, красно-желто-серый и так далее.

«Ничем не восхищаться!» – с годами это тоже стало одним из моих «заклинаний», почти догмат, и это касается не только творений человека. (Почитать, поклоняться или «испытывать потрясение, восторгаться» – это нечто другое.) «Творением» этой трамвайной станции, этого шедевра человеческого умения, напротив, я не мог не восхищаться, перефразируя признание, которое я подслушал подростком в одном старом фильме, где девушка обращалась к юноше, – не были ли это Офелия и Гамлет? – «Я не могу не любить тебя».

С монотонным жужжанием, звук совсем не как у поездов и автобусов, да и у парижского метро, из туннеля вынырнул подземный трамвай. Войдя в вагон, я, против своего ожидания, обнаружил, что я здесь не один, и совсем не так, как порой в наших пригородных поездах, поскольку я, особенно в моих предполуночных поездках, оказывался в совершенно пустых вагонах и буквально выдыхал в беззвучном выкрике: «Никого! Колоссально!», но в это утро мне стало легче, когда я увидел, что покидаю наше предместье не один. Теперь я уже не игрок-одиночка.

Два вагона трамвая были почти полны, что, очевидно, связано было с тем, что линия совсем новая и только что введена в действие. Большинство пассажиров были просто любопытные или катались ради удовольствия. Никто не ехал на работу, и определенная цель была только у меня.

Необычно долго ехали в туннеле, это же все-таки не метро, так что я даже, как, впрочем, обычно, когда поезд задерживается на станции, только здесь наоборот, забеспокоился, все ли вообще тут идет по плану. Но прочие пассажиры ни о чем не тревожились, успокоился и я.

В какой-то момент я не то ощутил, не то услышал, что, судя по стрекоту колес по рельсам, туннель пошел круто вверх, одновременно с легкими перепадами. При этом основным тоном оставался низкий гудящий бас. И вдруг раз! – и наконец мы вырвались из туннеля на свет, и тут же низкоголосое жужжание превратилось в шелест, гораздо тише, чем прежний звук, и такой же гармоничный, музыкальный и к тому же гостеприимный, как голос лиры.

Подземный поезд наконец превратился в надземный? Еще нет, все еще нет: дороги, вот они, две их было. Но они проходили не вдоль путей, а далеко от них, по склону холмов, справа и слева по кромке леса, в то время как трамвай двигался внизу по широкой лощине, посреди травы по колено и кустарника выше человеческого роста. Вдоль железнодорожного полотна тянулись какие-то дебри, что вроде бы случается регулярно, но эти заросли были уж совсем не регулярные, вдоль рельсов протянулась довольно темная канава, в которой скапливается вода во время дождей и которая пуста в засушливые времена.