В приемной первого секретаря обкома партии было много народа. Все терпеливо ждали. Но Шубов, привыкший к тому, что его принимали вне очереди, кивнув всем, направился прямо к двери.
— Извините, Семен Семенович, — остановил его помощник, — у товарища Сарычева — уполномоченный ГКО.
«Черт возьми! — выругался про себя Шубов. — Еще одного командира прислали на нашу голову». Но не единым мускулом не выдав возмущения, неторопливо подошел к дивану и сел. Ждать пришлось порядочно. Шубов еле сдерживал себя, чтоб не уйти. И здесь, казалось ему, он был поставлен в унизительное положение. Он нервно сжимал и разжимал пальцы: «Черт меня дернул ехать — надо было позвонить, договориться. Совсем забыл, что война…»
Наконец дрогнула дверь, и взгляды ожидающих устремились к ней. Каждому хотелось увидеть грозного уполномоченного ГКО. Но из двери вышел весьма неприметный человек среднего роста и средних лет в поношенном штатском костюме. Подойдя к помощнику, спросил глухим голосом:
— Меня кто-нибудь проводит на завод?
Помощник вскочил и по-военному отчеканил:
— Так точно, товарищ Черепанов! У подъезда вас ждет с машиной заведующий промышленным отделом Юрезанцев.
— Благодарю вас! — негромко сказал Черепанов, взглянув на помощника голубыми глазами, и неторопливо вышел.
Помощник юркнул в кабинет.
«Ну, теперь меня», — подумал Шубов и приготовился встать.
— Товарищи с Украины! — объявил помощник, выходя из кабинета.
Поднялись сразу трое и скрылись за дверью.
Помощник извинительно взглянул на Шубова и развел руками, как бы говоря: «Что я могу поделать — война!..»
Шубов, скрипнув пружинами дивана, встал, прошелся и, взглянув на генералов у двери, опять сел.
Его вызвали только четвертым.
Шубов, войдя в просторный кабинет, увидел, что Сарычев что-то пишет, остановился. Но Сарычев тут же положил ручку, вышел из-за стола. Небольшого роста, смуглый, с вьющимися волосами, он встретил Шубова почти на середине кабинета и, пожимая руку, сказал:
— Извини, Семен Семенович, что заставил ждать. Неотложные дела с эвакуирующимися заводами. Прошу садиться.
По приветливому тону и доброжелательности Шубов понял, что Сарычев к нему не изменил отношение, и начал сразу о деле:
— Осложняется положение на тракторном, Семен Николаевич. Махов сегодня потребовал двести такелажников и двадцать тракторов. Будут перетаскивать станки… Скоро совсем перестанем делать тракторы.
— Знаю. Только вчера был у вас.
— Так как же быть? — озабоченно спросил Шубов.
— Делайте отдельные узлы, запчасти, детали.
— Ведь рушат такой завод.
— Не рушат, а перестраивают в танковый. И ты должен помогать всеми силами. Теперь главное — танки. Этому должно быть подчинено все!
Шубов шевельнулся на стуле и вмиг понял, что ему нужно резко изменить свое поведение. Не только понял, но тут же заставил себя перестроиться.
— Разве я не понимаю, Семен Николаевич. Ведь война! Но старая любовь, говорят, сильнее новой, — переходя на шутливый тон, заключил он. — Мы жили тракторами.
— Теперь надо полюбить танки, — не принимая шутливого тона, продолжал Сарычев. — Поезжай на завод и помогай Махову. — Шубов поднялся и протянул руку Сарычеву.
— Все, Семен Николаевич. Буду как проклятый создавать танковый завод…
Вернувшись на завод, он тут же выделил Махову двадцать тракторов и требуемых людей и приказал в кузнице готовить стальные листы для перетаскивания станков. Он надеялся, что Парышев, увидев такое рвение, изменит свое отношение и назначит его директором танкового завода.
Владимир Павлович Черепанов был ученым-металлургом и занимал высокий пост в Наркомате черной металлургии. До войны он почти пять лет прожил в Германии, работал на заводе Круппа, хорошо изучил процессы выплавки и проката качественных сталей, в том числе и броневой.
Именно это обстоятельство еще до войны сблизило его с танкостроителями. Как один из руководителей треста он участвовал в разных комиссиях по испытанию танков. Случалось ему бывать на танковых заводах, а на заводах бронекорпусов он был своим человеком.
Очевидно поэтому в конце августа он был вызван к Сталину, который его знал.
— Мы тут посоветовались, товарищ Черепанов, и решили послать вас уполномоченным ГКО на Урал, — сказал Сталин. — Надо наладить массовый выпуск бронекорпусов тяжелых танков.
— Когда ехать, товарищ Сталин? — спросил Черепанов, чувствуя, что вопрос о нем уже решен.
— Не ехать, а лететь! И лететь немедленно. Сегодня. Сейчас…
— Хорошо, товарищ Сталин. Я вылетаю немедленно, — поднялся Черепанов.
— Желаю успеха! — вдогонку сказал Сталин…
Черепанов вылетел в тот же день, не успев попрощаться с семьей, которая была на даче, и даже не получив мандата, так как никто в секретариате не решился без времени нести его на подпись к Сталину.
Прилетев в Зеленогорск, Черепанов вышел из самолета с набитым портфелем и пошел к остановке автобуса, надеясь поймать такси, чтоб добраться до города.
— Вы, случайно, не товарищ Черепанов? — остановил его белобрысый человек.
— А вы кто? Почему интересуетесь?
— Я из обкома партии, — он показал удостоверение. — Поручено встретить… Я с машиной.