Второй фронт

Колесников приходил, стоял в сторонке. Наблюдал не столько за работой и учебой, сколько за Татьяной. В этом рабочем наряде, раскрасневшаяся на холоде, она была простой, домашней, почти не отличимой от Кати, только более красивой, и взглядывала на него ласковей.

Татьяна видела и чувствовала, что Колесников так горячо взялся за налаживание автосварки не столько по долгу службы, как главный инженер, сколько из желания помочь ей и этим заслужить ее расположение. Татьяна чувствовала, что в нем проснулось, ожило прежнее чувство. Еще тогда, в театре, увидев его жену, Татьяна поняла, что они не очень привязаны друг к другу…

Иногда, просыпаясь ночью, Татьяна думала о Колесникове, вспоминая их встречу в театре, и даже мысленно сравнивала его с Егором. «Когда они стояли рядом, у меня было желание скорей увести Егора. Я хотела… я боялась, чтоб он не сказал что-нибудь такое… Егор добрый, хороший, храбрый парень. И любит меня. Но он привык, опростился и стал хуже, чем был вначале…» Она вспомнила его грубые руки с черными обводами вокруг ногтей, простоватое, скуластое лицо.

«Он очень хороший человек, но для меня молод и простоват. У нас очень мало общего. Порой мне хочется поговорить об искусстве, о прочитанной книге, а он отмахивается. Его ничего не интересует, кроме работы… Вот если б Егор был такой, как Федор Степанович, я была бы самой счастливой женщиной на свете…» Татьяна сладко потягивалась и тут же засыпала…

Колесников, наблюдая, как Татьяна ведет сварку, на мгновение закрывал глаза и представлял ее в театре, в черном, облегающем платье, изящную, с манящими синими глазами, вздрагивал и уходил из цеха…

Прошло недели две, и в сварочном цехе уже работало одиннадцать аппаратов АСС. Завод наверстал отставание и покрыл задолженность в корпусах.

Из ворот Ленинского завода тяжелые танки ежедневно выходили внушительными группами и, пройдя положенные испытания, отправлялись прямо на фронт.

10

Наступление на запад продолжалось. И хотя в это время танки Урала еще не были главной ударной силой в войсках, но они участвовали в великой битве под Москвой и внесли свою лепту в дело разгрома немецких армий.

Как в тысяча восемьсот двенадцатом году под Москвой был нанесен нокаутирующий удар «непобедимой» армии Наполеона, после которого она уже не могла оправиться, так и в сорок первом году, там же, был нанесен сокрушительный удар армиям Гитлера. Помимо физического разгрома немецко-фашистских войск под Москвой, здесь была одержана русскими психологическая победа над противником. Здесь был сломлен дух немецкого воинства, растоптана солдатскими сапогами, раздавлена гусеницами танков вера немецких войск в свою непобедимость.

Эта психологическая победа над духом немецко-фашистского воинства была страшнее физического разгрома их армии под Москвой. Она не сразу, а постепенно отрезвляла сознание немецких солдат и офицеров, убеждая в бесцельности и пагубности войны и неизбежности поражения.

Но в тот момент эта психологическая победа, одержанная советскими войсками под Москвой, еще не имела решающего значения: противник был оглушен, но он еще не потерял веры в победу.

Он, как свирепый зверь, получивший рану, сильнее разъярился и готовился к новому решительному прыжку. Но рана, нанесенная ему, была настолько ощутима, что он не мог, не имел сил совершить этот прыжок. Он должен был зализать рану, отлежаться и лишь потом ринуться в новую схватку…

Этого нового нападения раненого и потому более разъяренного, еще более опасного врага ждали воины, одержавшие победу под Москвой. Ждали и, несмотря на ощутимые потери, готовились к смертельной битве, которая, по всем расчетам, должна была начаться с наступлением тепла. К этой битве готовились и воины «второго фронта», который во многом должен был обеспечить успех сражений.

Конец первой книги