Однако вскоре Бедфорду сделалось вовсе не до улыбок: источник электропитания для тета-камеры исчез без следа. Не обнаружив на месте и запасного, Бедфорд окончательно помрачнел.
«Неужто забыл захватить? – подумал он. – Нет, быть такого не может. Это они… это все их проделки!»
До Терры два года лету. Два года в полном сознании, лишенному тета-сна… Два года сидеть пристегнутым к креслу, или парить в невесомости, или же, совершенно свихнувшись, забиться в угол, съежиться, как показывали в учебных голофильмах на курсах военной подготовки…
Забарабанив по клавишам, он отправил на Мекнос III просьбу о возвращении, однако ответа не получил.
Вот, значит, как… ну-ну.
Усевшись за пульт управления, он включил миниатюрный бортовой компьютер и заговорил:
– Тета-камера на борту вышла из строя в результате диверсии. Чем порекомендуешь занять два года полета?
НА БОРТУ КОРАБЛЯ ИМЕЕТСЯ АВАРИЙНЫЙ ЗАПАС ВИДЕОЗАПИСЕЙ РАЗВЛЕКАТЕЛЬНОГО ХАРАКТЕРА.
– Да, точно, – сообразил Бедфорд. – Спасибо.
«Проклятие… мог бы сам вспомнить!»
Повинуясь нажатию кнопки, дверцы шкафчика с видеопленками бесшумно разъехались в стороны.
Никаких пленок! На полках – шаром покати. Только в углу сиротливо притулилась кошачья игрушка, миниатюрный набивной мячик, прилагавшийся к Норману… который Бедфорд так и не удосужился выдать коту.
«Ох уж эти инопланетцы, – подумал Бедфорд. – Чуждый разум. Чуждый, загадочный, бессердечный».
– Ладно, – как можно спокойнее, убедительнее заговорил он, запустив бортовой аудиорекордер, – поступим так. Распишем эти два года, каждый день, по часам. Чем их занять? Прежде всего завтраки, обеды и ужины. Как можно больше времени уделить составлению меню, приготовлению, поеданию… одним словом, наслаждению изысканной кухней. За время полета все мыслимые сочетания продуктов успею перепробовать!
С трудом поднявшись на ноги, он направился к массивному рундуку со съестными припасами, распахнул дверцы…
…И замер, в изумлении уставившись на ровные штабеля одинаковых пакетов, заполнявших рундук снизу доверху.
«Одна-ако, – подумал он. – Если из продуктов под рукой только двухлетний запас сухого кошачьего корма, тут в смысле разнообразия тоже особо не разгуляешься. Ну-ка: может, хоть вкусы разные?»
Увы, весь корм в рундуке оказался одного и того же сорта.
Кое-какие мысли задним числом. Послесловие
Главная, доминирующая предпосылка всех моих рассказов заключается вот в чем. Если мне когда-нибудь доведется встретиться с представителями неземного разума, куда чаще именуемыми «пришельцами из космоса», я наверняка смогу сказать им куда больше, чем соседу из дома напротив. Чем заняты люди, живущие в нашем квартале? Уносят в дом газеты и почту из ящиков, садятся в машины и уезжают. Других, так сказать, внедомашних повадок, кроме стрижки газонов, у них нет. Однажды, заглянув к соседям, чтобы понаблюдать за их повадками в домашней среде обитания, я застал их сидящими перед телевизором. Удастся ли, взявшись писать научно-фантастический роман, построить на этих предпосылках культурную модель? Разумеется, нет: подобного общества не существует, не может существовать иначе как в моем воображении… да и воображение чересчур напрягать не потребуется.
К счастью, выход из этой среды, из атмосферы, порожденной скудной фантазией, есть, а заключается он в мысленном контакте с иными, еще не родившимися на свет цивилизациями. Читая научную фантастику, вы делаете то же самое, что делаю я, когда пишу ее: скорее всего, соседи для вас столь же чуждая форма жизни, как и для меня. По сути, каждый рассказ, каждая повесть в этом собрании сочинений – попытка прислушаться, уловить слова, доносящиеся извне, из дальней дали, негромкие, едва различимые, однако исполненные глубочайшего смысла. Слышны они только поздней ночью, когда дневной шум и гам нашего мира сходит на нет, когда прочитаны все газеты, выключены все телевизоры, а все машины загнаны в гаражи. Тогда-то мне и удается расслышать негромкие голоса с какой-то иной звезды: однажды я засек время и обнаружил, что лучше всего слышу их с 3:00 до 4:45. Но, разумеется, людям, интересующимся, откуда у меня берутся идеи, я о них не рассказываю. Отвечаю просто: сам, дескать, не знаю, и все. Сам удивляюсь. Так оно гораздо спокойнее.