Вспомнить всё

– Нет, погрузить вас в криосон не удастся, – раздался под черепом голос корабля. – Неисправность слишком сложна: своими силами мне ее не устранить. Положение не исправить. Вам предстоит провести десять лет полета в сознании.

Полуживые краски по-прежнему мчались навстречу, однако охвативший Кеммингса страх придал им жутковатый, зловещий оттенок.

– О Господи, – пробормотал Кеммингс. – Десять лет… десять лет!

Краски сделались еще темнее.

Лежа без движения, парализованный, окруженный гнетущим, хмурым мерцанием цветных пятен, Виктор Кеммингс с надеждой вслушивался в объяснения корабля, излагавшего планы дальнейших действий. Разумеется, планы эти корабль придумал не сам и даже не сам принял решение к ним прибегнуть: просто заложенная в него программа предусматривала возникновение неполадок подобного рода.

– Поступим так, – звучало в голове Кеммингса. – Подвергнем вас принудительной сенсорной стимуляции. Лишение внешних раздражителей в вашем случае крайне опасно. Десять лет в сознании, не испытывая никаких ощущений… со временем ваш разум деградирует настолько, что по прибытии в систему LR4 вы станете овощем. Понимаете, овощем!

– И чем же ты, позволь узнать, собрался меня пичкать? – забеспокоился Кеммингс. – Что у тебя припасено в хранилищах данных? Видеопленки со всеми мыльными операми за последнюю сотню лет? Уж лучше разбуди меня! Хоть по палубам погуляю.

– Во мне нет воздуха, – возразил корабль. – Нет запасов провизии. Не с кем даже поговорить, поскольку все прочие в криосне.

– А ты? – напомнил Кеммингс. – С тобой и поговорить можно, и в шахматы поиграть.

– Не десять же лет кряду! Вы вообще меня слушаете? Я же сказал: на борту нет ни воздуха, ни пищи. Вам придется остаться в капсуле… компромисс не из лучших, однако другого выхода нет. Разговаривать со мной вы можете и сейчас, но подходящей для вас информации в моих хранилищах минимум. В подобных ситуациях рекомендована сенсорная стимуляция пассажира при помощи его собственных воспоминаний. С акцентом на самых приятных. За двести шесть прожитых лет воспоминаний у вас накопилось немало, однако бо́льшая их часть погребена в глубине подсознания. Лучшего материала для генерации внешних раздражителей не придумаешь, так что не падайте духом. Ситуация, в которой вам довелось оказаться, вовсе не уникальна. Да, мне самому сталкиваться с подобным прежде не доводилось, но алгоритм решения в меня заложен. Сохраняйте спокойствие. Доверьтесь мне. Я обеспечу вас целым миром.

– О таких штучках надо бы предупреждать, прежде чем человек согласится на эмиграцию, – проворчал Кеммингс.

– Спокойствие. Ни о чем не тревожьтесь, – заверил его корабль.

«Легко сказать – не тревожьтесь», – подумал насмерть перепуганный Кеммингс. Вообще-то ему полагалось успешно погрузиться в глубочайший криосон и тут же, секунду спустя, пробудиться, прибыв на выбранную звезду… точнее, планету, колониальную планету выбранной звездной системы, но вот поди ж ты! Все остальные пассажиры лежат себе в криокапсулах без чувств, и только он – исключение, будто его невесть по каким причинам преследует дурная карма. Что самое худшее, теперь он целиком зависит от доброй воли корабля… а что, если кораблю вздумается напустить на него орды чудовищ? Держать его в страхе все десять лет перелета – и это если считать по календарю, а уж с субъективной-то точки зрения они вовсе покажутся целой вечностью! По сути, сейчас корабль над ним в полной власти. А если межзвездным кораблям по нраву власть над людьми? Сам Кеммингс, будучи микробиологом, в звездолетах и их повадках не понимал ничего, но…

«Ладно, подумаем, – рассудил он про себя. – Что бы такое вспомнить? Может, первую жену, Мартину, невысокую, хрупкую красавицу француженку, всей прочей одежде предпочитавшую джинсы с красной рубашкой, расстегнутой снизу на две-три пуговицы, готовившую такие вкусные блинчики?»

– Вас понял, – отозвался корабль. – Что ж, быть по сему.

Метель из цветных пятен унялась, умерила буйство, обрела форму – множество форм. Здание… пожелтевшие дощатые стены… тот самый старенький домик, купленный им, девятнадцатилетним, в Вайоминге!

– Постой, – охваченный паникой, заговорил Кеммингс, – там же с фундаментом беда: плывун под лежнями, и еще крыша течет.

Однако стоило ему увидеть знакомую кухню и стол, сколоченный собственными руками, на сердце тут же стало спокойно, тепло.

– Еще немного, и вы забудете, что все это только стимулируемые мною воспоминания, – заверил его корабль.

– Да ведь я не вспоминал об этом домике добрую сотню лет, – в изумлении пролепетал Кеммингс, точно завороженный уставившись на старенькую электрическую капельную кофеварку и коробку бумажных фильтров, стоящую с ней рядом.

«Точно, – подумал он. – Здесь мы с Мартиной и жили. Где же она?»

– Мартина!

– Я по вэ-эф разговариваю, – откликнулась Мартина из гостиной.

– Все, – сообщил корабль. – Далее буду вмешиваться только в экстренных случаях. Можете не волноваться: ваше состояние у меня на постоянном контроле.

– Будь добр, выключи правую дальнюю конфорку плиты, – крикнула Мартина.