– Какая же это смерть? Нет, ошибаетесь. В отличие от песен из вашей стереосистемы это и есть сама жизнь. Так можно еще молока? Молоко мне сейчас нужно как никогда.
– По-моему, – заметил Маквэйн, наполняя бокал молоком, – эфир – хоть светоносный, хоть наоборот – вам все-таки не одолеть.
– Действительно, не одолеть, – согласилась Рыбус, – поскольку в природе его не существует.
Систематически убиваемые химиотерапией волосы Рыбус редели день ото дня, и с Главной Базы Снабжения ей доставили два парика. Маквэйну больше понравился светлый.
Надевая парик, Рыбус выглядела не так уж скверно, однако заметно ослабла, а в ее голосе все чаще и чаще звучали брюзгливые, раздраженные нотки. Вдобавок упадок сил (как заподозрил Маквэйн, вызванный не столько болезнью, сколько химиотерапией, лишил ее возможности содержать купол в должном порядке. Как-то раз, потрудившись дойти до станции Рыбус, Маквэйн был до глубины души потрясен открывшимся ему зрелищем. Тарелки, кастрюли, сковороды, даже стаканы со стухшей, скисшей едой; пол устилает нестираная одежда пополам с мусором… Встревожившись, он прибрал, отмыл все, что смог, однако, к великому своему смятению, обнаружил, что в куполе по-прежнему царит сладковатая вонь – отвратительный, сложный запах лекарств, нездорового, немытого тела, заношенного белья и, что самое неприятное, испорченной пищи.
Пока он не прибрался, ему было даже некуда сесть. Рыбус лежала в постели, в одном только синтетическом больничном халате, запахивавшемся на спине. Со связью она еще управлялась: показания всех приборов свидетельствовали, что электроника работает штатно, станция действует, однако для этого хозяйке приходилось держать под рукой дистанционный программатор, предназначенный исключительно для экстренных ситуаций. Сама она, полулежа, опиралась спиной на подушки, а программатор лежал рядышком, возле миски с овсянкой, среди журналов и полудюжины аптекарских пузырьков.
Маквэйн уже не впервые завел разговор об отправке ее в больницу, но Рыбус наотрез отказалась оставлять пост.
– Никуда я не полечу. Ни в какую больницу, – объявила она и на том сочла вопрос исчерпанным.
Несколько позже, с невероятным облегчением и радостью вернувшись в собственный купол, Маквэйн решил взяться за дело с другого конца, а именно – прибегнуть к помощи исполинской плазменной системы искусственного интеллекта, попросту «ИИ-Плазма». После того, как «ИИ-Плазма» расправлялась с задачами глобального масштаба, поступавшими каждые сутки из звездных систем их сектора галактики, ее мощности мог взять в аренду для личного пользования любой желающий, хватило бы только средств. Приняв решение, Маквэйн уселся за клавиатуру, заполнил заявку и переправил на соответствующий счет всю – всю до последнего финансового кредита – сумму, скопленную за минувший квартал.
Вскоре из системы Фомальгаута, где парила в пространстве «ИИ-Плазма», пришло подтверждение: бригада обеспечения обмена данными с «ИИ-Плазмой» готова предоставить в его распоряжение пятнадцать минут машинного времени.
Продолжительность отмеренного ему срока побуждала передать «ИИ-Плазме» все необходимые данные как можно быстрее, искуснее. Прежде всего, Маквэйн сообщил, кто такая Рыбус – а уж дальше система искусственного интеллекта получила доступ ко всей ее подноготной, включая психологические характеристики, упомянул о соседстве их куполов, а после поведал и об ее неуемной жажде жизни и об отказе уволиться со службы по состоянию здоровья или хотя бы на время покинуть станцию. Напоследок он накрыл голову полушарием психоскопа, обеспечив «ИИ-Плазме» из системы Фомальгаута возможность черпать прочую необходимую информацию прямо из его мыслей, из подсознательных, периферийных образов, соображений, сомнений, догадок, желаний, тревог.
– Ответ получите через пять суток, – предупредил дежурный из обслуживающей бригады. – Расстояние… быстрее никак. Платеж получен и зарегистрирован. Конец связи.
– Конец связи.
Отключившись, Маквэйн уныло поник головой. Пятнадцать минут машинного времени стоили ему всего состояния. Все его деньги канули в космическую пустоту… однако в вопросах решения самых сложных задач «ИИ-Плазма» – можно сказать, суд последней, высшей инстанции, вот он и спросил ее: «КАК ПОСТУПИТЬ?» – и через пять суток получит ответ.
За эти пять суток Рыбус растеряла последние силы. Еду себе по-прежнему готовила сама, но каждый раз питалась одними и теми же протеиновыми макаронами, посыпанными тертым сыром. Однажды она встретила Маквэйна в темных очках: глаза от него спрятать решила.
– Больной глаз совсем распоясался, – бесстрастно пояснила она. – Вращается в глазнице сам по себе, а веко гуляет вверх-вниз, будто шторка иллюминатора.
Кровать рядом с нею украшала россыпь таблеток и желатиновых капсул. Осмотрев подвернувшийся под руку полупустой пузырек, Маквэйн обнаружил, что Рыбус начала принимать один из самых убойных анальгетиков на свете.
– Это вам в МЕД прописали? – изрядно удивившись, уточнил он. – Неужели боль так сильна?