Когда наконец пришел мой поезд, мы обнялись на прощание. Тогда я дотронулась до него в последний раз. Двери закрылись. Он остался на платформе. Поезд поехал через туннель, выехал на мост. Я пыталась сосредоточиться на виде из окна. Залив. Вершины деревьев. Шоссе. Спортзал для игры в бадминтон. И бассейн, в котором мы могли бы сейчас плавать, не будь я сломлена. Когда мы отъехали от станции Гулльмарсплан, я снова заплакала, увидела свое перекошенное лицо в окне и поняла, что Самуэль не проронил ни одной слезинки.
Прошло несколько часов. Последний заказ. Сидеть мы еще могли, стоять было сложнее.
– Что ты будешь? – спросил я.
– Мой телефон, – ответил Самуэль.
– В жопу твой телефон. В жопу Лайде, в жопу тебя, в жопу Стинга (это я сказал только потому, что в тот момент играла его песня – вообще-то я ничего против него не имею).
Я вернулся, в глазах все двоилось, я принес то ли два, то ли четыре бокала. Четыре Самуэля посмотрели на меня и улыбнулись, я сел на один из пяти стульев и подумал, что с этого момента начинается борьба за то, чтобы Самуэль снова стал собой.
– Мне не надо ей звонить?
– Нет, не надо.
– Просто спросить, как дела.
– Дай телефон.
– Ты уже его забрал.
– Точняк. Твой телефон у меня, и ты не будешь ей звонить.
Хотя время последнего заказа прошло, нас не выгоняли, и потом мы сделали самый последний заказ, пришла очередь Самуэля платить. Шатаясь, он пошел к бару, схватился за него, как за спасательный круг, бармен улыбнулся ему в ответ. Самуэль вернулся всего с одним пивом.
– Подумал, что этого хватит, – сказал Самуэль.
Я сидел со своим одиноким пивом. Спросил, хочет ли Самуэль попробовать.
– Нет, мне уже достаточно.
Я разом выпил половину, отодвинул бокал и пошел отлить. Когда вернулся, Самуэль уже стоял в дверях в пальто. Мы вышли на площадь, была холодная ветреная ночь, в тренажерном зале на степперах занималась накачанная пара, они смотрели на свои отражения и выглядели счастливыми. Выходя из бара, я увидел, что полбокала пива, которые я оставил на столе, были выпиты. И я не знаю, почему обратил на это внимание и что это меняло, но помню, подумал, что Лайде еще сидит внутри Самуэля, и хотя они расстались и никогда не будут вместе, она навсегда останется частью него. Я надеялся, что ошибаюсь.
Я была уверена, что он позвонит. Ждала этого звонка. Если бы он позвонил, я бы все взяла назад. Но он не позвонил.
Самуэль вернулся. Он был собой, хотя и не совсем. Однажды ночью я услышал, как он говорит с кем-то в своей комнате. Одна и та же песня играла на репите несколько часов, я ее узнал, но не мог вспомнить название. Когда она заканчивалась, начиналась следующая, потом пауза в несколько секунд, а потом первая песня начиналась снова. Каждый раз, когда это происходило, я думал, что ему надо или включить функцию репита, чтобы та же песня повторялась автоматически, или пусть диск или плейлист играет дальше. Но вместо этого та же песня и две секунды следующей, и так час, два, три. В конце концов я постучал в дверь и спросил, как он. Он не ответил, но я слышал, что он что-то бормочет.
– Ну, давай же. Ты справишься с этим, ты справишься, давай, давай.
Сначала я решил, что он говорит по телефону. Или играет в какую-то игру.
– Самуэль? – крикнул я. – Все норм?
Несколько секунд было тихо. Я услышал, что песня закончилась и началась следующая.
– Вполне. Сорри. Все норм.
Голос шел как из скороварки, будто ему приходилось напрягать все мышцы живота, только чтобы произнести эти слова. Я стоял у двери, положил на нее руку, подумал, что должен ему помочь, но не знал как.
Я не могла работать, не могла дышать, не могла спать, не могла встречаться с друзьями, не могла читать газеты, не могла смотреть сериалы, не могла слушать музыку, не могла проверять почту, принимать душ, смотреть в окно, прятаться под одеялом, думать, мечтать, стирать, мыть посуду, я не могла жить, не могла отвечать на звонки и не могла позвонить ему, как бы мне этого ни хотелось. В конце концов приехала моя сестра, и когда я открыла дверь, она посмотрела на меня и сказала:
– Умное решение. Выглядишь супер.
Она покачала головой и перешагнула через гору газет на полу в прихожей.
Самуэль взял больничный на неделю или около того. Сидел в трениках на кухне, обложившись изрисованными блокнотами. Не брился и просматривал записи этого года, что они были вместе, бормотал что-то себе под нос, а когда я спросил, чем он занят, он утверждал, что «напал на какой-то след».
– Какой? – спросил я.
– Не знаю. Но это где-то здесь.
Он взял еще один блокнот и стал изучать маленькие буквы.