– Ты заметила, что с ним происходит что-то странное? – спросил я.
– В смысле – странное? – отозвалась Пантера.
– Дело во мне или он немного… изменился?
– Не знаю. Он ни разу не вспомнил про свою плохую память – это что-то новое. Но в остальном – нет. Вернее. Он по уши влюблен. А в таком состоянии становишься странным.
Самуэль вернулся.
– Может кто-то из вас отправить мне сообщение? Вдруг дело в сети.
Я написал ему со своего шведского номера. Телефон запищал через секунду.
– ЧЕРТ! – заорал он.
И потом тише:
– Вот дерьмо.
Он рассказал, что официальный слоган Берлина –
– Прикинь, какое безумие? Просто заходишь и берешь что угодно, а если хочешь, можно оставить что-то взамен, но это необязательно. А что, если это способ начать новую жизнь, занять свое небольшое место, показать, что есть альтернатива, сказать: «Смотрите, и так тоже бывает, а вдруг такой мир возможен. Все совсем не должно быть так, как всегда». И не только в глобальном, общественном смысле, но и в более личном, если ты понимаешь, о чем я?
Я пыталась кивать, пыталась улыбаться.
Становилось поздно, это был наш последний вечер, парень Пантеры не пришел, и что-то должно было произойти. Самуэль вернулся из бара с листом бумаги и ручкой, выглядел он решительно.
– А теперь оторвемся по полной, – сказал он.
План заключался в соревновании. Цель: чтобы вечер максимально запомнился. Стратегия: все записывают на листок три задания. Листки складываются в миску. Тот, кто выполнит больше всего заданий за самое короткое время, выигрывает.
– Выигрывает что? – поинтересовалась Пантера.
– Не знаю, просто выигрывает, – ответил Самуэль.
– Какими должны быть задания? – спросил я.
– Любыми. Но чтобы их можно было выполнить чисто практически.
Я написал что-то вроде:
1. Подойти к диджею, попросить поставить «Макарену», станцевать танец «Макарена», а когда диджей скажет, что такой у него нет, сказать: «Тогда сойдет любая песня Фила Коллинза».
2. Подойти к любому столику, за которым сидит больше трех человек, и отпить от каждого напитка на столе.
3. Выбежать на танцпол и дернуть кого-нибудь за волосы.
Самуэль сказал, что в последний вечер они ужинали во вьетнамском ресторане, а потом пошли в ночной клуб, и в целом они отлично съездили.
– Но…
Он замолчал.
– Быть вдали от тебя… это заставило меня… Не знаю… В Берлине у меня было время подумать. Я думал о нас, о тебе, обо мне, о том, что мы вместе строим, о том, что превращается в «нас». И ты должна понять, как хреново мне становится, когда ты не отвечаешь на сообщения. Ты просто замолкаешь. Как гребаная мамаша. А я сижу там в другой стране и до смерти волнуюсь, вдруг что-то случилось.
Потом мы сложили бумажки и положили в миску для свечей, которая стояла на столе, Пантера вытянула бумажку Самуэля, Самуэль мою, а я бумажку Пантеры. И только я успел прочитать, что она написала, как Самуэль уже вскочил со стула. Подошел к соседнему столику и сказал ä
–
– С кем из них? – спросил я.
Я хотела ответить, пыталась объяснить, что происходит у меня внутри, когда кто-то сваливает, как сложно мне доверять людям и что его сообщения показались мне нечестными и он их писал, только чтобы успокоить меня, чтобы я не волновалась, и именно поэтому я и волновалась, и… Он перебил меня.