Всё, чего я не помню

Самуэля не было пять дней, и каждую ночь я представляла, что он встречается с новой девушкой. В первый вечер – с южноафриканской циркачкой, которая недавно переквалифицировалась в медсестру и стала активно заниматься профсоюзной работой. Они часами говорили об общественных последствиях жизни в постапартеидной системе, утратившей память. А потом пошли домой трахаться. Во второй вечер – с девушкой-политологом из Индонезии, они часами говорили о том, что каждый из них как личность гораздо больше собственной скучной карьеры. А потом пошли домой трахаться. В третий вечер – с иорданкой-полукровкой, которая устраивает перформансы. Они часами говорили о том, как важно постоянно пополнять Банк впечатлений. А потом пошли домой трахаться. В душе я знала, что Самуэлю не хватит силы воли этому противостоять. От такого впечатления невозможно отказаться, он повернулся к Вандаду и Пантере, которые заперли рты на невидимые замки, и, чтобы его не сожрала совесть, он забрасывал меня сообщениями, в которых писал все, кроме того, что скучает.

* * *

На следующий день мы взяли напрокат оранжевые велики и покатили в Музей Штази. Смотрели стенды, заполненные шпионскими изобретениями разных лет: креслами, сохраняющими запах, всякой техникой для прослушки, очками со встроенной рацией. Потом мы поехали в Нойкёльн, ели тортильи и пили пиво. Пантера хотела представить нас своим друзьям, я кивнул и подумал, что было бы здорово познакомиться с немцами. К сожалению, немцев среди них не было. А были тайско-американский писатель, его ирландская девушка-художница, рыжеволосый британский преподаватель языка, девушка из Польши и ее парень – режиссер короткометражек из Венгрии. А потом, когда уже перевалило за полночь, на черном шатком дамском велике появился ты. Я видел, как вы с Пантерой кивнули друг другу. Самуэль и я протянули тебе руки. Мы поздоровались, но, как только ты понял, что мы из Швеции, с твоего лица пропал интерес. Ты быстро прошел дальше, а Самуэль спросил:

– Ты знаешь этого идиота?

– Нет, – ответила Пантера. – Мы просто соседи. Здесь я почти не общаюсь со шведами.

Пантера знакомила нас со все новыми и новыми людьми, и все ее знакомые говорили, что живут в Берлине и обожают его «несмотря на немцев», но по-немецки никто не мог сказать больше нескольких вежливых фраз. Раз за разом Пантера повторяла, что совершенно не скучает по Стокгольму, и каждый раз шея Самуэля словно немела.

* * *

В последний вечер я вообразила, что Самуэль осознал, что на самом деле любит Пантеру. Они должны быть вместе. Воспоминание обо мне исчезло, растворилось как сон. Ведь в нее он был влюблен еще с подростковых лет, и теперь, оказавшись вместе в чужом городе, они снова нашли друг друга. Вошли в ее спальню и не выходили, пока не пришло время ехать домой. Самуэль отдал свой телефон Вандаду и поручил ему гулять по Берлину и отправлять мне по три сообщения в день. Они поклялись никогда никому не рассказывать о том, что произошло. А потом поехали домой.

* * *

На следующий день мы отправились на велосипедах на огромное поле с кучей статуй, идея которых в том, чтобы люди не забывали о Холокосте. Мы бродили среди серых четырехугольников, теряли и находили друг друга, а когда двинули домой, Пантера сказала, что кое с кем познакомилась. Она влюбилась (!). В парня (!!!). Из Балтимора. В художника, который ставил представления театра теней на каком-то складе в Потсдаме. Челюсти Самуэля сжались.

В парке шел баскетбольный матч. Самуэль затормозил.

– Может, присоединимся – что скажете?

– Я воздержусь, – ответил я, но вопрос был адресован Пантере.

– Да ну, лучше поедем домой и пообедаем, – сказала она.

– Струсила, да? Боишься, что тебя уделают? Не хочешь бередить старые лузерские раны?

Пантера и Самуэль играли за разные команды, а я сторожил велики. Матч начался в шутку, но быстро превратился во что-то другое. Самуэль и Пантера опекали друг друга, а их новоиспеченные товарищи по командам удивлялись, что они играют с такой серьезностью. Когда Пантера приближалась к свободной зоне, Самуэль кричал «ОСТОРОЖНО!» и делал вид, что выставляет руку ей в живот, так что она промахивалась. Когда Пантера в следующий раз собралась бросить трехочковый, Самуэль с криком подпрыгнул, чтобы поставить блок. Он слишком поздно увидел, что это всего лишь финт, и жестко приземлился на асфальт, разодрав кожу на щеке и чуть не сломав мизинец. Команда Пантеры выиграла.

Потом они сели на велики и выдохнули.

– Отличная игра, – сказал я.

Никто не ответил. Самуэль тер щеку. Потом достал телефон и проворчал:

– Неужели так сложно ответить на гребаное сообщение?

* * *

Я почти не спала. Поняла, что не доверяю Самуэлю.

И задумалась, смогу ли когда-нибудь доверять.

* * *

В последний вечер мы ужинали во вьетнамском ресторане рядом с какой-то площадью в Кройцберге. Шел дождь, и мы поехали туда на метро. Шли по желтым тоннелям, мимо наркоманов, бомжей и собак. Ресторан был маленьким, и, прежде чем мы сели за стол, Самуэль сначала полистал меню.

– И правда отличные цены.