Всё, чего я не помню

– Рад был встрече, – сказал он.

– Я тоже.

– Я запомню ее.

– И я.

– Когда будет следующий раз?

– Скоро?

– Скоро.

Мы попрощались. Солнце садилось. Мы поцеловались, попрощались, поцеловались, попрощались, поцеловались, попрощались, сказали, что уже давно пора прощаться, поцеловались, поблагодарили друг друга за встречу, очень здорово, что увиделись, а теперь самое время прощаться. Мне пора домой, мне тоже, завтра на работу, мне тоже, мы попрощались, поцеловались. Прошло сорок пять минут, прежде чем я, наконец, с уставшим языком и на дрожащих ногах начала спускаться по лестнице, в прохладный вечерний воздух метро. Самуэль остался стоять наверху в косом солнечном свете, на пару со своей тенью длиной в несколько метров и шириной в тридцать сантиметров. Я обернулась, и он помахал мне.

* * *

Мы сидели на кухне посреди хаоса. На поле битвы вина в картонных упаковках, груды тарелок, горы окурков, битого стекла, уничтоженных банок пива, пустых бутылок водки, полных хабариков бутылок вина. У Пантеры над губой прилипли желтые хлопья чипсов. Было почти пять утра, на улице все еще темно. Уже ушли все, кроме молодого человека хозяйки вечеринки, который отрубился и храпел в прихожей.

Нам надо было разойтись по домам, самое время, другого выбора у нас не было. Тогда Пантера оторвалась от только что прикуренной сигареты и сказала:

– Давайте сделаем что-нибудь безумное.

И моей первой мыслью было: еще бы. Нам надо доесть остатки того, что лежит у тебя в нагрудном кармане, так что я кивнул и улыбнулся еще до того, как она продолжила.

– Надо бы убрать все это дерьмо на кухне.

Причина нам была не нужна. Мы просто сделали это. Самуэль принес из кладовки чистящее средство, жидкое мыло и средство для мытья окон, я достал совок, и мы взялись за дело. Отчистили засорившуюся раковину, загрузили бокалы и тарелки в посудомойку, разложили остатки салата по пакетам. Вытерли столы, подмели пол, надраили его шваброй и проветрили, и только когда мы закончили и кухня выглядела как новая, я заметил, что Пантера начала коситься на фильтры в вытяжке, и тут нам пришлось ее остановить.

– Хватит уже, – сказал я.

– Лучше мы уже не сделаем, – добавил Самуэль.

Кухня выглядела как на страницах каталога из ИКЕА, столешница была пуста и блестела чистотой как новая, пакеты с мусором стояли в ряд, как солдаты, в прихожей, рядом со спящим парнем.

* * *

Когда я ехала на метро домой, пришло сообщение от Самуэля. Изображение стакана с водой. Словами. В отражении в окне поезда я увидела собственную улыбку. Она была почти такой же широкой, как у него.

* * *

Мы как раз собирались уходить, мы закончили, были горды и довольны. Пантера жестом показала, что все супер, сделала два шага в сторону и проблевалась в только что вымытую и блестящую раковину. На белый кафель на стене попали маленькие красные брызги, ее стошнило еще раз, после чего она выпрямилась и сказала:

– Вот дерьмо.

И проблевалась снова, а потом мы просто стояли там, на этой странной кухне, фотографию которой все еще можно было поместить в каталог, если бы фотограф выбрал правильный ракурс и не обратил внимания на брызги и запах. Мы переглянулись и пошли на лестницу, оставили пакеты с мусором в прихожей, перешагнули через парня и побежали к метро. Как раз успели на ранний поезд в центр, сели в почти пустой вагон, и, когда поезд проехал пару станций, мы расхохотались, смех шел откуда-то снизу, из коленок, и мы ржали всю дорогу по мосту в город. Женщины, говорившие по-испански, обернулись и улыбнулись нам, а когда мы попрощались с Пантерой на станции Сканстулль, я подумал, что причин для волнений нет. Иногда дружба может пережить что угодно.

* * *