– Для меня это большое облегчение. – Засмеявшись, он бросил кивер на кровать и вытер лоб. – Теперь, когда я очистил свою совесть, можно перейти к более важным вопросам.
– И в самом деле. Не пора ли показать записку Леи?
По захлопал глазами, как крыльями.
– Записку, – тупо повторил он.
– Ту, что она сунула вам в карман, когда вы надевали шинель. Вероятно, вы заметили ее только тогда, когда вернулись в казарму.
Его щеки залил яркий румянец.
– Это не… Едва ли это можно назвать запиской…
– О, не надо переживать из-за того, как я ее назвал. Просто покажите. Если моя просьба вас не смущает.
Теперь его щеки пылали.
– Меня совсем… совсем не смущает, – запинаясь, произнес По. – Это послание – источник безграничной гордости. Оказаться получателем такого… такого…
В общем, смущен он был страшно. Вытащив надушенный листок из нагрудного кармана, положил его на кровать и отвернулся, а я прочел следующее:
– Очень мило, – сказал я. – И она очень искусно…
Но По не нуждался в моих похвалах в ее адрес. Он уже меня не слушал.
– Лэндор, я даже не знаю, что делать с таким даром. Это слишком… это… – Он улыбнулся немного грустно, провел пальцами по краю листка. – А знаете, это первое стихотворение, написанное для меня.
– Ну, тогда вы обогнали меня на одно стихотворение.
В его улыбке засияли белые мелкие зубы.
– Бедняга! У вас никогда не было своего личного стихотворения, да? – Он изогнул бровь. – Ну, уж самостоятельно написанного точно нет.
Я готов был поправить его. Потому что, Читатель, я писал стихи. Своей дочери, когда она была маленькой. Коротенькие веселые стишки, которые оставлял на ее подушке: «Мимо дрема тихо ходит, / В мирный сон тебя уводит. / Я дочурку поцелую, / Девочку мою родную». Безусловно, не блистательные образцы жанра. И вообще, она их переросла.
– Ничего страшного, – продолжал По. – Когда-нибудь я напишу вам стихотворение, Лэндор. Что-нибудь такое, что увековечит ваше имя в веках.
– Буду безмерно благодарен, – сказал я. – Но сначала вам следует закончить то, которое вы начали.
– Вы имеете в виду…
– Про девицу с бледно-голубыми глазами.
– Ага, – сказал По, внимательно глядя на меня.
Я так же внимательно смотрел на него. Потом, застонав, сказал:
– Ну всё, выкладывайте.
– Что?
– Новую строфу. Она наверняка у вас с собой. Где-то рядом с запиской Леи.
Он усмехнулся и покачал головой.
– Лэндор, вы видите меня насквозь! Сомневаюсь, что во вселенной есть тайна, которую вы с вашей удивительной проницательностью не смогли бы…
– Да-да. Давайте-ка сюда.
Помню, как бережно, словно это был саван самого Иисуса, По разложил листок на кровати. Разгладил все сгибы, затем отступил на шаг и устремил на него благоговейный, как у монашки, взгляд. А уж после предложил мне прочесть:
Он просиял еще до того, как я закончил.
– Лэндор, у нас уже была возможность заметить, как близки имена: Лея… Лео… нора. Кроме того, мы заметили общую черту: бледно-голубые глаза. Еще заметили намек на невыразимое отчаяние – полностью соответствующее поведению Леи на кладбище. И теперь… – Он замолчал и прижал дрожащий палец к бумаге. – И теперь мы, Лэндор, видим вывод. Неминуемая кончина. Что может быть более созвучным ситуации? Стихотворение
– И что нам делать? Отправить девочку в монастырь?
– Да к черту это! – вскричал По, вознося руки к потолку. – Не знаю. Я лишь являюсь проводником этого стихотворения и не могу постичь его глубокий смысл.
– Ах, проводником, – буркнул я. – По, хотите знать одну вещь? Автор – вы. Не ваша мать, да упокоит Господь ее душу. Не какой-то сверхъестественный писака. Вы.
Он сел в качалку и сложил руки на груди.