Всему свое время

– По правде говоря, Артур, я его совершенно не понимаю, – скромно ответила она, немного покраснев от смущения. – все эти перформансы, инсталляции, стрит-арты… Ведь для этого даже не нужно учиться рисованию. Не шарлатанство ли это? Мне кажется, настоящее искусство должно быть источником эстетического удовольствия, разве не так? Мне больше по душе художники эпохи Ренессанса. С их работами остаёшься один на один, они не требуют присутствия третьего лица. А для того, чтобы объяснить некое зашифрованное Малевичем философское послание в его «квадратах», действительно нужен посредник. Мне самой не понять его «художественной ценности». Я лишь уверена в том, что совсем необязательно быть великим художником, чтобы нарисовать чёрный квадрат на белом фоне. Ведь любой так сможет!

– Соглашусь с вами, Эйрин, что современное искусство, которое иначе ещё называют актуальным, говорит на языке, часто непонятном широким массам, зато современные художники смело работают с самым что ни на есть бытовым материалом и для них краски и холст – давно уж не единственные спутники творчества. В глубине этого явления есть искра откровения – искусство, как авангард культуры, стремится преобразить себя и мир вокруг. И тогда в эстетическую функцию добавляется функция познавательная – это искусство поднимает серьёзные философские вопросы и не менее серьёзно на них отвечает, как, впрочем, и литература. – закончил Артур и с досадой осознал, что его вроде бы умное объяснение оказалось на деле витиеватым и скучным. И, чтобы как-то заинтересовать Эйрин, он продолжил тему «Чёрного квадрата»:

– А вы знали, Эйрин, что в 1915 году, для одной выставки Малевич должен был написать несколько картин, и он, будучи недоволен результатом, сгоряча замазал одну из картин, нарисовав на ней чёрный квадрат. В этот момент в мастерскую зашел один из его друзей и, увидев картину, закричал: «Гениально!» После чего Малевич и решил воспользоваться случаем и придумал некий высший смысл своему творению. На самом деле, там нет никакой мистики, просто картина не удалась. А сам он, рассказывают, написав «Чёрный квадрат», долгое время говорил всем, что не может ни есть, ни спать.

– Тогда, если сам факт его написания – это декларация конца традиционного искусства и отказ от содержания, то и не за чем тратить своё время на такое «творчество», – заключила она. И Артур понял, что его идея посетить музей потерпела полное фиаско.

– Артур, – она вдруг позвала его, когда они гуляли вдоль одного из водных каналов. – Должна признать, мне жутко неловко, но я хотела бы спросить, почему вы ничего не рассказываете о матери вашей дочери?

– Роуз… её звали Роуз. Её больше нет с нами… Она погибла, Эйрин… – со смятением ответил он, пытаясь, однако, скрыть своё беспокойство. – Я расскажу вам об этом как-нибудь в другой раз…

– Мне так жаль! – она закрыла рукой своё лицо, искренне сопереживая его горю. – Простите, я не хотела причинять вам боли… – и она прижала к своей груди букет из семи роскошных роз, словно обнимая его… – и опять Артур был обескуражен этими, такими до боли знакомыми ему жестами своей безвременно и трагически ушедшей жены. Проведя почти полдня с Эйрин, он всё это время, каждую минуту, отчётливо видел перед собой Роуз, её самобытные и изящные манеры поведения, такой же добрый взгляд и изысканную вежливость, страстную любовь к бордовым розам и даже – не поверить! – к тёмному шоколаду… Он слышал её звонкий неповторимый голос и, чёрт побери, это совершенное отрицание ею современного искусства. Невероятно, но это была она, его Роуз! Словно она НИКОГДА не покидала его…

…Было уже темно, когда он довёз Эйрин до дому и поехал к себе. Тихо, почти на цыпочках, чтобы не будить домашних, он вошел в дом и сразу ощутил мёртвую, зловещую, почти погребальную тишину, поселившуюся в нём. Это затишье было плохим знаком, а интуиция подсказывала что-то неладное… Он бросился в комнату к дочери, но Мэрилин, к счастью, мирно спала в своей кроватке, крепко обняв любимую куклу с растрёпанными волосами и улыбаясь сквозь сон. Ей, очевидно, снилась сказка со счастливым концом, традиционно рассказанная ей на ночь тётушкой Агатой… Тётушка! Обычно она никогда не ложиться спать, всегда дожидаясь его возвращения. За закрытой дверью её спальни не было слышно привычного храпа… Он тихонько постучал, но, не услышав её отклика, осторожно открыл дверь. Зайдя вовнутрь, он, в свете луны, увидел… пустоту. И в этой пустоте разглядел он её бездыханное тело на кровати. Её остекленевшие глаза были уставлены в одну точку, а одна рука её уже мёртвого тела лежала на подлокотнике кресла, стоявшего рядом. В голове враз промелькнули пророческие слова, услышанные им от цыганки: «и смерть ей приключится скоропостижная»…

ГЛАВА 10. Клэр Тёрнер