Читаем Всей землей володеть полностью

Через какой-нибудь час-другой оба они, Мина и Любомир, стояли перед князем Святославом, который с прищуром, подозрительно оглядывал их с ног до головы.

Мина повалился на колени, опустил очи долу, Любомир же озирал Святослава без тени страха, спокойно и бесхитростно.

— Спаси нас, княже! Ляхи придут, погнием! — чуть не со слезами молил Мина. — Ограбят, народу невестимо сколь побьют!

— Ты что скажешь, молодец? — оборвав Миновы излияния, обратился Святослав к Любомиру.

— А чего сказывать? — пожал плечами кузнец. — Вот прибыли к тобе. Как мыслишь, тако и верши! Как совесть твоя дозволяет.

— Смерд! Как смеешь! Как смеешь князю дерзить! — не сдержавшись, заорал Святослав, уловив в молодом, загорелом лице Любомира презрительную насмешку. — Да я тя! Коньём-от велю проколоть!

— Не о себе — о Киеве заботу имею! — хладнокровно возразил кузнец.

Святослав задумался, теребя перстом вислый рыжий ус.

— Вот что! Под стражу их покуда! — приказал он оружным гридням, которые стояли с копьями в руках за спинами послов. — Думу думать буду. После, как порешу, вызову, скажу.

...Пройдя в другую палату, Святослав, хмуря чело, сел, облокотился о дубовый стол и крепко задумался.

Не наступил, не пробил ли его час? Он сядет в Киеве, отобьёт Изяслава с ляхами... А Всеволод? — ударило в голову. — Он как себя поведёт? За ним ведь Ростов, Суздаль, Белоозеро — тоже сила немалая. Коли Изяслав со Всеволодом супротив него будут — не выдюжить, даже и с самой крепкой и верной дружиной. Даже если и Осулук помощь даст. А тут ещё ляхи. Да и бояре что скажут? Ведь супротив ряда отцова... Нет, рано. Но голодранцев надоть защитить — и от ляхов, и от гнева Изяславова. Прослывёт он тогда в народе правителем справедливым и милостивым. Да и про то, как с Альты увёл дружину, позабудут скорей.

Князь велел холопу принести пергамент и вызвал дьячка с пером и чернилами.

— «Всеслав бежал: не води, брат Изяслав, ляхов на Киев: не будут тебе тамо противиться. Аще же ты всё ещё гневаешь и хощешь изгубити град, то ведай — пожалеем мы отцова стола», — велел написать он в грамоте Изяславу, говоря как от своего имени, так и от имени Всеволода, который как раз был у него в гостях в Чернигове.

Прочтя ещё раз написанное, Святослав послал за младшим братом и показал ему грамоту.

— Что мыслишь? — спросил, сдвинув брови и исподлобья смотря на задумчивое, полное сомнений лицо Всеволода.

— А будет ли люд послушен? Примет ли Изяслава? — промолвил после долгого молчания осторожный князь переяславский. — Зла бы не сделали.

— Не сотворят ничтоже, мыслю. Растерялись вельми простолюдины, когда Всеслав сбёг.

— Ну, тогда так и быть. Пошлём к Изяславу гонцов.

...Мина охал и вздыхал, вытирая с чела пот. В гриднице было жарко, а открывать окна не позволяли зорко следящие за ними дружинники с копьями.

Любомир молча, с ненавистью взирал на оружных ратников. «Нет, не так содеяли, зря приехали они сюда, — думал он. — Не станет Святослав защищать Киев. Разве на Альте не показал он себя, когда увёл рать? Этот князь ничем не лучше Всеслава — тоже предаст, а может, уже предал».

Часа через два их вызвали в горницу. На сей раз при беседе присутствовал и Всеволод, к которому Любомир как-то сразу проникся ещё большей неприязнью, нежели к Святославу — уловил он во Всеволодовом лице нечто змеиное, лукавое, насторожённое.

— Мы послали сказать князю Изяславу, дабы пришёл он в Киев с малою дружиною и с малым числом ляхов. Примите его, ибо князь он вам. Но еже измыслит он с ляхами губить вас, выступим мы со братом Всеволодом супротив него с ратью, не дадим изгубити отцова града, — объявил Святослав своё решение.

— Благодетели наши! — возопил, повалившись на колени, Мина. — Чаял, не оставите, не покинете в беде! — Он подполз к Святославу, норовя чуть ли не поцеловать его красные сафьяновые сапоги.

Гридни по взмаху руки князя подняли киевлянина на ноги.

— Княже, крест поцелуй. Роту дай, что содеешь, как молвил, — сказал вдруг Любомир. — Нет бо веры вам опосля Рши, когда Всеслава полонили.

Святослав побагровел от гнева, ударил кулаком по столу и заорал что было мочи:

— Вон! Вон отсюдова! Голь перекатная! Смерд! Как смеешь!

Всеволод удержал брата за рукав.

— Не горячись, — шепнул он и, с презрительной насмешкой глядя на Любомира, спокойно и строго промолвил: — Не тебе, молодец, князей учить, как поступать. Изяслав крест поцелует, что зла Киеву не сделает, перед нашими послами. И этого довольно будет!

Говоря последние слова, он немного повысил голос, отчего прозвучали они веско и убедительно.

...Любомир и Мина выехали обратно поздно вечером. Заночевать они решили прямо на берегу Десны. Развели костёр у опушки густого леса, поджарили и поели немного купленной в Чернигове у старика-смерда рыбы, легли возле огня, но никак не могли уснуть и стали тихо переговариваться.

— Как думаешь, Любомир, помогут князи? — спросил Мина.

— Откуда мне ведать?! — Кузнец пожал плечами. — Не шибко-то верую им. Скользкие, яко угри.

Перейти на страницу:

Все книги серии У истоков Руси

Повести древних лет. Хроники IX века в четырех книгах
Повести древних лет. Хроники IX века в четырех книгах

Жил своей мирной жизнью славный город Новгород, торговал с соседями да купцами заморскими. Пока не пришла беда. Вышло дело худое, недоброе. Молодой парень Одинец, вольный житель новгородский, поссорился со знатным гостем нурманнским и в кулачном бою отнял жизнь у противника. Убитый звался Гольдульфом Могучим. Был он князем из знатного рода Юнглингов, тех, что ведут начало своей крови от бога Вотана, владыки небесного царства Асгарда."Кровь потомков Вотана превыше крови всех других людей!" Убийца должен быть выдан и сожжен. Но жители новгородские не согласны подчиняться законам чужеземным…"Повести древних лет" - это яркий, динамичный и увлекательный рассказ о событиях IX века, это время тяжелой борьбы славянских племен с грабителями-кочевниками и морскими разбойниками - викингами.

Валентин Дмитриевич Иванов

Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза