Через какой-нибудь час-другой оба они, Мина и Любомир, стояли перед князем Святославом, который с прищуром, подозрительно оглядывал их с ног до головы.
Мина повалился на колени, опустил очи долу, Любомир же озирал Святослава без тени страха, спокойно и бесхитростно.
— Спаси нас, княже! Ляхи придут, погнием! — чуть не со слезами молил Мина. — Ограбят, народу невестимо сколь побьют!
— Ты что скажешь, молодец? — оборвав Миновы излияния, обратился Святослав к Любомиру.
— А чего сказывать? — пожал плечами кузнец. — Вот прибыли к тобе. Как мыслишь, тако и верши! Как совесть твоя дозволяет.
— Смерд! Как смеешь! Как смеешь князю дерзить! — не сдержавшись, заорал Святослав, уловив в молодом, загорелом лице Любомира презрительную насмешку. — Да я тя! Коньём-от велю проколоть!
— Не о себе — о Киеве заботу имею! — хладнокровно возразил кузнец.
Святослав задумался, теребя перстом вислый рыжий ус.
— Вот что! Под стражу их покуда! — приказал он оружным гридням, которые стояли с копьями в руках за спинами послов. — Думу думать буду. После, как порешу, вызову, скажу.
...Пройдя в другую палату, Святослав, хмуря чело, сел, облокотился о дубовый стол и крепко задумался.
Не наступил, не пробил ли его час? Он сядет в Киеве, отобьёт Изяслава с ляхами... А Всеволод? — ударило в голову. — Он как себя поведёт? За ним ведь Ростов, Суздаль, Белоозеро — тоже сила немалая. Коли Изяслав со Всеволодом супротив него будут — не выдюжить, даже и с самой крепкой и верной дружиной. Даже если и Осулук помощь даст. А тут ещё ляхи. Да и бояре что скажут? Ведь супротив ряда отцова... Нет, рано. Но голодранцев надоть защитить — и от ляхов, и от гнева Изяславова. Прослывёт он тогда в народе правителем справедливым и милостивым. Да и про то, как с Альты увёл дружину, позабудут скорей.
Князь велел холопу принести пергамент и вызвал дьячка с пером и чернилами.
— «Всеслав бежал: не води, брат Изяслав, ляхов на Киев: не будут тебе тамо противиться. Аще же ты всё ещё гневаешь и хощешь изгубити град, то ведай — пожалеем мы отцова стола», — велел написать он в грамоте Изяславу, говоря как от своего имени, так и от имени Всеволода, который как раз был у него в гостях в Чернигове.
Прочтя ещё раз написанное, Святослав послал за младшим братом и показал ему грамоту.
— Что мыслишь? — спросил, сдвинув брови и исподлобья смотря на задумчивое, полное сомнений лицо Всеволода.
— А будет ли люд послушен? Примет ли Изяслава? — промолвил после долгого молчания осторожный князь переяславский. — Зла бы не сделали.
— Не сотворят ничтоже, мыслю. Растерялись вельми простолюдины, когда Всеслав сбёг.
— Ну, тогда так и быть. Пошлём к Изяславу гонцов.
...Мина охал и вздыхал, вытирая с чела пот. В гриднице было жарко, а открывать окна не позволяли зорко следящие за ними дружинники с копьями.
Любомир молча, с ненавистью взирал на оружных ратников. «Нет, не так содеяли, зря приехали они сюда, — думал он. — Не станет Святослав защищать Киев. Разве на Альте не показал он себя, когда увёл рать? Этот князь ничем не лучше Всеслава — тоже предаст, а может, уже предал».
Часа через два их вызвали в горницу. На сей раз при беседе присутствовал и Всеволод, к которому Любомир как-то сразу проникся ещё большей неприязнью, нежели к Святославу — уловил он во Всеволодовом лице нечто змеиное, лукавое, насторожённое.
— Мы послали сказать князю Изяславу, дабы пришёл он в Киев с малою дружиною и с малым числом ляхов. Примите его, ибо князь он вам. Но еже измыслит он с ляхами губить вас, выступим мы со братом Всеволодом супротив него с ратью, не дадим изгубити отцова града, — объявил Святослав своё решение.
— Благодетели наши! — возопил, повалившись на колени, Мина. — Чаял, не оставите, не покинете в беде! — Он подполз к Святославу, норовя чуть ли не поцеловать его красные сафьяновые сапоги.
Гридни по взмаху руки князя подняли киевлянина на ноги.
— Княже, крест поцелуй. Роту дай, что содеешь, как молвил, — сказал вдруг Любомир. — Нет бо веры вам опосля Рши, когда Всеслава полонили.
Святослав побагровел от гнева, ударил кулаком по столу и заорал что было мочи:
— Вон! Вон отсюдова! Голь перекатная! Смерд! Как смеешь!
Всеволод удержал брата за рукав.
— Не горячись, — шепнул он и, с презрительной насмешкой глядя на Любомира, спокойно и строго промолвил: — Не тебе, молодец, князей учить, как поступать. Изяслав крест поцелует, что зла Киеву не сделает, перед нашими послами. И этого довольно будет!
Говоря последние слова, он немного повысил голос, отчего прозвучали они веско и убедительно.
...Любомир и Мина выехали обратно поздно вечером. Заночевать они решили прямо на берегу Десны. Развели костёр у опушки густого леса, поджарили и поели немного купленной в Чернигове у старика-смерда рыбы, легли возле огня, но никак не могли уснуть и стали тихо переговариваться.
— Как думаешь, Любомир, помогут князи? — спросил Мина.
— Откуда мне ведать?! — Кузнец пожал плечами. — Не шибко-то верую им. Скользкие, яко угри.