«А аще Изяслав победит? Тогда что? — пронеслось у него в голове. — Лишусь всего. Но ещё хуже, ежель сей же часец о том молвить. Убьют, раздерут прямь на площади! Скажут: предал, изменил Всеслав! Сгину тут на потеху ворогам! Ну да рази ж криком дела вершатся?! Кричи, не кричи, одно ясно: не удержать Киева простолюдинам! Эх, ежель бы Гертруда с Анною тут были! Тогда знал бы, что деять? А тако? Проворонили, псы! Топерича что ж? Бояре все за Изяслава стоят, ныне попрятались кто куда. Клир[266] тож супротив стал: не по ряду, мол, князь, стол занял. Положиться не на кого. Одни монахи печерские, да каков толк от их?! Что ж деять остаётся? Бежать бы, бежать отсель в родной Полоцк! Тамо жена младая, лебедица белая, верно, ждёт — не дождётся, все слёзы уж выплакала, сыны малые по отцу скучают».
Широкоплечий, рослый гончар Онфим, выступив вперёд из толпы, прервал невесёлые думы Всеслава.
— Мыслю, други, идти нам нать супротив Изяслава, супостата! Укажем ему путь сызнова, коли единого раза сему лихоимцу мало было! — прокричал он громовым басом, потрясая в воздухе здоровенным кулаком. — Пущай собе ступает, откудова пришёл!
— Верно сказываешь! — дружно поддержали люди.
— А ты как мыслишь, княже? — спросил молодой кузнец Любомир.
Всеслав внезапно вздрогнул. Срывающимся голосом, с трудом шевеля бледными губами, он выговорил:
— Мыслю я... Да, други... Противу Изяслава идти... Выступим же.
Всё тело его пробирала мелкая дрожь.
— Погромче, не слышно ничтоже! — крикнул Онфим.
Всеслав собрался с духом и выпалил, стараясь придать голосу уверенность:
— Я с вами заедин! На Изяслава пойдём! На ляхов!
— Добре, добре молвишь! — послышались из толпы одобрительные возгласы. — Веди нас, княже!
На Подоле дружно закипела работа. Кузнецы ковали мечи, щиты, копья и раздавали их всем желающим вступить в ополчение. Недостатка в последних не было. Даже женщины и подростки вооружались, примеряли доспехи, учились натягивать тугую тетиву лука.
Всеслав, обхватив голову руками, восседал в палате княжеского терема возле настежь распахнутого окна. Он со страхом слушал доносившийся издали шум приготовлений и готов был тотчас же бежать куда угодно, лишь бы подальше от этого страшного и дикого киевского люда.
«Что за рать будет? Сброд один. Даже воеводы приличного, и того нету! Бежать, бежать надоть от сих смутьянов!»
Поздним вечером в княжеский дворец пришли Любомир и Онфим, оба в добрых кольчугах, с мечами в обшитых сафьяном ножнах.
— Люд градской послал нас к тебе, княже, — молвил, прокашлявшись, Онфим. — Промыслим же, когда б нам выступить. Весь Киев, яко один человек, по твоему зову подымется!
А всё ль готово? Не забыли ль чего? — спросил Всеслав, пытаясь через силу улыбнуться.
— Рать оружная наготове стоит. Коней, правда, не хватает. Но ничего, и пешие сгодятся.
— Ну, стало быть, поутру и выступим, — устало вымолвил Всеслав.
— Да как же поутру, аще ворог рядом! — вспылил молодой Любомир. — Не хоть, тако и скажи! Выезжай с Киева на все четыре стороны! Не держим!
— Вельми ты смел, погляжу я! — рассердился Всеслав и, встав с кресла, щурясь, пристально посмотрел на богатыря Онфима. — Нешто прямь сей же часец выступать?! Нощь ить на дворе?
— Да, тако нать, княже, — подтвердил Онфим.
Нет, не верил он во Всеслава, нечто змеиное, предательское читалось в его холодном лице с боязливо бегающими белесыми глазами.
— Ладно, — вздохнул Всеслав. — Собирайтесь, други...
Тою же ночью ополчение покинуло Киев и подошло к Белгороду[267], небольшому сторожевому городку на низком берегу спокойного Ирпеня.
— Изяслав в Возвягле, — принесла недобрые вести сторожа.
— Надоть лагерем стать, укрепиться, стены кое-где подновить. Чай, плотники средь нас сыщутся, — посоветовал Онфим. — Как, княже?
Всеслав согласно кивнул.
В Белгороде тотчас начались приготовления, беспрестанно слышались стуки топора, звон железа, громкий говор. Всеславу стало жутко.
«Пора, пора бежать! Не кончать же жизнь в порубе! А вдруг выдюжат смерды?! Что с того? Пройдёт лето-второе, и меня погонят вослед Изяславу распоясавшиеся сии голодранцы!»
С такими мыслями в голове Всеслав крадучись покинул свой шатёр и, затаив дыхание, стал осторожно пробираться вдоль крепостной стены. Отряд верных полочан крался за князем следом.
От сердца отлегло, когда он заметил впереди узкий пролом. Скорее! Надо спешить!
Князь бросился к конюшне, вывел, держа под уздцы, могучего вороного, любовно похлопал его по морде и в мгновение ока взмыл в седло. Конь вместе со всадником сходу перелетел через разломанную стену, чуть задев подгнившие брёвна, и ринулся вдаль, окунаясь в синюю мглу ночи.
Почти ничего не видя вокруг, Всеслав с трудом определил по звёздам путь. Приостановив бег скакуна, он беспокойно прислушался. Погони не было. Князь перевёл дух и пустил коня рысью.
...Утром киевляне обнаружили, что Всеслава в лагере нет.
— Вот он, перевет княжой! — в сердцах воскликнул Любомир.
— Чего ж ты хотел? — горько усмехнулся Онфим. — Сказано ить: князь — ворог!
Глава 49
РЕШЕНИЕ ВЕЧА