Всей землей володеть

— А я тебя даже не заметила. Нет, кажется, видела. Ты стоял со свечой чуть позади князя Ярослава. Ещё я подумала: какой хорошенький отрок. Не догадалась тогда, что ты — княжеский сын. А потом, спустя несколько лет, мы повстречались в Новгороде. Помнишь, как ты учил меня русской грамоте? — Гертруда неожиданно рассмеялась. — А я не слушалась, издевалась над тобою, один раз ущипнула, вдругорядь расцеловала в щёки. Ты зарделся, яко паробок, стал оглядываться по сторонам, не заметил ли кто. Как я тогда хохотала!

Всеволод ничего не ответил, смолчал, прикусив губу.

«Ещё скажи, сколько полюбовников у тебя в Новгороде было! И потом, после...» — подумал он с раздражением.

Вспомнился ему богатырь Ростислав и та щель в двери, куда привёл его пронырливый евнух.

Нет, хватит, довольно с него этих пустых и ненужных разговоров. Через пару дней воротится Гертруда в Киев, и всё... всё между ними кончится.

Было некоторое сожаление, но его легко пересиливали вновь усилившаяся боль в колене и глухое глубокое, словно выворачивающее душу наизнанку, презрение.

Глава 34 ВОЗВРАЩЕНИЕ ВЛАДИМИРА

В летней чуге[233] с короткими рукавами и алой вышитой огненными змейками рубахе, верхом, во главе молодшей ростовской дружины подъезжал Владимир к Киевским Горам. Без малого год не был юный княжич на юге Руси — с поздней осени и до лета пропадал он в дальнем Залесье. Окреп, возмужал вчерашний паробок, силушкой палились его длани, огрубели, измозолились и почернели от поводьев ладони, обветрилось и покрылось бронзовым загаром лицо.

Тяжек, многотруден путь через брынские чащобы, еленские болота, окские крутяки. Встречала путников повсюду стена глухого леса, по ночам ухал над головами филин, выли в пуще волки, ревели медведи. Владимир привыкал спать на сырой земле, подкладывая под голову, по примеру предков, конское седло, привыкал к незатейливой, грубой пище, к простоте в одежде и к постоянному чувству опасности. Чуть что, десница сама безотчётно тянулась к острой сабле на боку.

Ростов встретил князя-отрока звоном колоколов. Город был маленький, словно бы игрушечный, сказочный, бревенчатые стены отражались в прозрачной воде озера Неро. Из Ростова Владимир ездил в Ярославль, в Суздаль, побывал на Белом озере. Вместе с воеводой Иваном ставил он посадников из числа верных отцу, князю Всеволоду, людей; назначал тиунов и вирников; повсюду оставлял отряды оружных ратников. Укреплялась власть княжеская в дальнем Залесье, за долги попадали в кабалу и работали на княжеской ролье вчерашние свободные общинники-людины — охотники, рыбаки, бортники, пахари. Торговые ладьи бороздили речные просторы, полнились товарами и сребром княжьи скотницы и одрины[234].

Радостно было у Владимира на душе — жизнь текла своим обычным порядком, изо дня в день, из месяца в месяц. Правда, замечал порой юный князь неприветливые, насторожённые взгляды крестьян-закупов, полные скрытой угрозы; видел отчаяние на лицах жёнок с малыми детьми, одетых в убогое тряпьё; жалко становилось до жути, дрожь брала, страх сковывал сердце, но знал он, понимал, помнил сказанное когда-то отцом: всем мил не будешь, не угодишь. Не бывает так, чтобы закон и порядок устраивали всех.

Весной, как только схлынули талые воды и установился сухой путь, прискакали гонцы от отца. Всеволод велел передать сыну: ему надо покинуть Ростов и как можно быстрее выехать в Киев.

В чём причина спешки, Владимир не мог понять. Душу грызла тревога, он торопился, гнал коня, не замечая ни зеленеющих дубрав, ни седины северных красавиц-берёз, не слыша пения птиц. В волнении стучало в груди сердце: что там, в Киеве? Успокаивал отрока воевода Иван. Говорил он, как всегда, мягко и веско:

— Никоей беды не створилось. Иначе повелел бы князь Всеволод полки собирать, пешцев, дружину старшую. Верно, какой стол новый для тебя выспорил у братьев.

Понемногу спокойствие воеводы передалось Владимиру, он заулыбался, нахмуренное чело его разгладилось.

В Киевский детинец они въехали поздним вечером и остановились на новом Всеволодовом подворье. На недоумённые настойчивые вопросы сына князь Всеволод с хитроватой улыбкой уклончиво отвечал:

— Не торопись. Завтра всё узнаешь.

Бодрый вид отца окончательно снял с души Владимира тревогу. Уставший после долгой дороги, он как лёг, так мгновенно и заснул, и снились ему широкие поля с густыми перелесками, высокие земляные валы со сторожевыми бревенчатыми башнями и ковыльная степь с порхающими в выси жаворонками.

Утром Владимира разбудил воевода Иван.

— Вставай, мил свет. Князья тя кличут. В терем великокняжеский ступай, на совет, — молвил воевода. — Святослав нощью из Чернигова прискакал. Слухай, о чём толковать они будут, да запоминай крепко-накрепко. То на всю жизнь те наука.

...В просторной Изяславовой палате восседали на обитых бархатом скамьях вокруг стола князья Киевский, Черниговский и Переяславский. Владимир скромно устроился на краю скамьи, но Всеволод, поманив его перстом, усадил рядом с собой, по левую руку.

Речь держал Святослав Черниговский.