Всей землей володеть

Порывистые южные ветры, какие часто налетали на Волынь в начале осени, неся с собой обжигающую пыль степных шляхов, внезапно стихли. Возвращающееся из похода в Чехию русское воинство встречал мерный перестук дятлов в лесу, шорох листвы и первые спешащие на юг птичьи стаи в высоком, чисто вымытом небе.

— Лепо, — завертел головой по сторонам очарованный Бусыга. — Вот она, земля Русская.

Старый воевода Иван Жирославич, седой, весь ссутулившийся, словно уменьшившийся в последние годы, согласно кивнул:

— Велика и необъятна земля наша, други, — промолвил он. — Нигде таковой боле несть. Вот побывал и в Тавриде, и по морям-окиянам Господь поносил, и в степь за Волгою даж един раз заехал — а такого нигде не видывал. И не было, верно, николи иной такой земли.

Возвращался из дальнего похода вместе со всеми и Талец, ехал в обозе, сидел на телеге, свесив ноги. Шуйца была у Тальца на перевязи — в последней схватке впилась ему в плечо оперённая шальная стрела.

Воевода Иван сам осторожно вытащил из окровавленной раны лихую пришелицу, смазал плечо Тальца мазью, весело подмигнул:

— Ничего, хлопец. До свадьбы заживёт.

Вообще, поход выдался удачным. Много золота, серебра, дорогой рухляди везли они на Русь.

Двадцатитрёхлетний князь Владимир ехал в челе войска. Опустив голову, одно за другим вспоминал он события грозного лета. В памяти его всплывали картины битв, пожаров, осад каменных крепостей...

...Лучи жаркого майского солнца раскаляли булатные шеломы, над густо покрытыми зеленью холмами стояло марево, пот катился градом по лицу. Измождённая утомительной скачкой спина ныла от усталости, когда Владимир с двумя дружинами, туровской и смоленской, а также с частью отцовой молодшей дружины и черниговским полком встретил наконец под Луцком Олега. Волыняне раскинули свой стан посреди поля в нескольких верстах[292] от города. Гридень подвёл Владимира к большому красному шатру, из которого тотчас вышел ему навстречу облачённый в короткий кожаный полукафтан улыбающийся Олег, пепельноволосый, крепко сбитый, широкий в плечах, одно слово — удатный молодец.

— Брат, наконец-то! Заждались тя! — Он на ходу распахнул Владимиру объятия.

Двоюродные братья поприветствовали друг друга, обнялись и расцеловались. Потом они прошли в шатёр, сели на раскладные стульцы возле очага. Олег коротко поведал о последних событиях.

— Болеслав людей своих с дарами посылал давеча к отцу в Киев. Просит помочь ему супротив чехов. Чешский князь Вратислав — вассал круля германского, по его наущенью ратится с ляхами. Ну, отец к послам Болеславовым милостив был, обещал помощь и дружбу. Как-никак зять нам князь ляшский. Да и... скользок Болеслав. Нынче — друг нам, а заутре — бог весть. Не хощет отец раздражать его лишний раз. В обчем, идём на чехов.

Сумрачный Владимир с сомнением качнул головой.

— А стоит ли, брате? — осторожно спросил он.

— Да ты что?! Не бойся! Пойдём! — принялся с пылом убеждать его Олег. — У нас с тобою под началом ратников удатных — двунадесять сотен! Чует сердце — крепко побьём мы сих приспешников немецких!

Он радовался, предвкушая ратные приключения.

— Зря впутываемся мы в это дело, Ольг, — недовольно морщил в ответ чело Владимир. — Не к чему Болеславовы советы слушать. Мыслишь, отчего он столь любезен с отцом твоим?

— Да откуда мне ведать?! — раздражённо передёрнул плечами Олег. — Нашёл тож чем голову себе забивать. Нам что? Как указал отец, тако и содеем. Указал на чехов ступать — стало быть, идём на них!

— Ох, Ольг, Ольг! — с сокрушением махнул рукой Владимир. — Тяжко говорить с тобою. Для тебя бо поход любой — одни токмо утехи ратные. А ты вот помысли, к чему поход сей, что он нам принесёт, что даст?

— Что даст? — засмеялся Олег. — Да не одну сотню гривен сребра и злата дружина твоя возьмёт!

— Сребро, злато! — презрительно скривив уста, передразнил его Владимир. — Не о себе — о Руси думай. Ей-то какая выгода? Ну, побьём мы чехов. Болеслав нам спасибо скажет, златом одарит, а будущим летом, ведая, что ни чехи, ни немцы ему топерича не страшны, снова на Волынь заявится. Нынче мы ему — соузники, а заутре, глядишь — вороги первые.

— Что ты Болеслава всё за ворога почитаешь! — Олег в недоумении развёл руками. — Да не станет он с нами воевать. Сестра вон наша, Вышеслава, не зря, чай, за него отдана.

— Сестра?! Что ему сестра твоя?! — вдруг вспылил Владимир. — На сестру надейся, но и сам голову на плечах имей!

— Ну, аще не по нраву те поход в Чехию, что ж — ступай отсед! Без тя управлюсь! — расхрабрившись, выкрикнул в гневе самоуверенный Олег. — И ведай: как от чехов ворочусь, так на тя ратью пойду! С Болеславом вместях!

Владимир, уразумев, что спор зашёл слишком далеко, попытался унять метавшего молнии двоюродного брата и примирительно взял его за локоть.

— Ты, брат, не серчай. Отец твой, князь Святослав, средь нас старший. Противиться воле его не стану, и вам, сынам его, лиха не сотворю. Иначе свара, котора великая грядёт — куда ж такое годится? Наказал великий князь — что ж, может, и прав он. Чехов побьём, так и ляхи, дай бог, испужаются.