Читаем Всей землей володеть полностью

Уже в конце схватки, когда нападавшие, сильно удивлённые неожиданным отпором, отхлынули от обозов и, теснимые руссами, отходили назад в лес, лихая стрела вонзилась Тальцу в плечо. Припав к земле, он морщился от жалящей жгучей боли. Воевода Иван успокаивал, ободрял, улыбался, перевязывая рану Тальца белой тряпицей.

Князь Олег, хотя и растерялся поначалу, старался теперь, когда победа была близка, показать, что не пал духом. Грозя невидимому во тьме противнику мечом, он без конца громко повторял:

— Я те задам, ворог!

Рано утром, едва над уходящей за окоём дорогой запламенела заря, осветившая множество бездыханных тел на опушке и перед обозами, в лагерь руссов явилось большое посольство.

— Князь наш Вратислав, — обратился к Олегу и Владимиру высокий чернявый боярин в дорогой ромейской хламиде и горлатной шапке на голове, — видит гибельность и ненужность войны. Он шлёт вам дары, платит тысячу гривен серебра и просит вас оставить его земли.

Владимир с Олегом насмешливо переглянулись.

...С почестями и славой возвращались дружины на Русь, а имя молодого полководца Владимира Мономаха уже гремело по всей Европе от далёкой туманной Англии до солнечной Ромеи.

Конечно, молодой князь был доволен тем, что добыл и себе, и Руси воинскую славу, победил врагов, но тщеславие не уносило его, как многих его сверстников, в заоблачную высь, когда люди вокруг вдруг начинают казаться ничтожными и глупыми в сравнении с собой, своими делами, своим величием.

Постепенно Владимир вернулся к мыслям о Болеславе.

Словно предательское копьё, брошенное в спину, исподтишка, нагнала на возвратном пути русские рати недобрая весть: в Кракове объявились люди от Изяслава. И в то время, когда дружины отчаянно бились с чехами, Болеслав, сидя в тепле и покое, радушно принимал у себя в Вавельском замке послов злейшего врага своего нынешнего тестя и союзника.

«Может, всё-таки ошибкой был чешский поход? Что, окромя горы злата, принёс он земле Русской», — мучился сомнениями Владимир.

...Вскоре дружины добрались до Луцка. Здесь Олег очутился в объятиях своей юной жены. Обхватив мужа за шею своими тонкими смуглыми руками, дочь Осулука закружилась с ним в каком-то невообразимом бешеном половецком танце.

— Милый! Милый! — не обращая никакого внимания на собравшихся вокруг дружинников и бояр, радостно восклицала молодая княгиня.

Её распущенные волосы цвета вороного крыла разметались на ветру.

Владимир со снисходительной улыбкой смотрел на веселье этой пылкой, резкой, полной страсти и неуемного огня половчанки и думал о том, что его Гида ни за что не стала бы так проявлять свой восторг. Нет, на людях она держалась бы холодно и надменно, и только потом, оставшись наедине с мужем, молча уронила бы голову ему на грудь и расплакалась бы от счастья.

«Как же странно устроен всё-таки мир, — подумал Владимир. — Отчего люди в нём столь непохожи один на другого?»

...Гонец от отца встретил Владимира ещё на пути в Луцк. В первый день июня Гида разрешилась от бремени сыном. Младенца назвали Мстиславом, как того и желал Владимир, но по настоянию матери дали ему ещё и второе имя — Гарольд. Гида хотела, чтобы её погибшего отца помнили на Руси и во всём мире.

Известие было доброе, и Олег со своей половчанкой тотчас решили ехать вместе с Владимиром в Чернигов.

— Буду, брате, твому Мстиславу крёстным отцом! — объявил Олег. — И да будет на века род твой мирен моему!

Он не мог знать, насколько глубоко и горько ошибался.

<p><strong>Глава 80</strong></p><p><strong>ПЕРВЕНЕЦ</strong></p>

Расталкивая челядинцев, Владимир взбежал по лестнице в бабинец. Навстречу ему выплыла с ребёнком на руках пышногрудая кормилица. Закутанный в пелёнки малыш тихонько попискивал, широко раскрыв глазки, такие же чёрные, как у матери.

Владимир ворвался в покои жены, опустился на колени перед постелью, на которой покоилась Гида, и страстно расцеловал её.

— Весь в тебя ребёнок. — Молодая роженица, приподымаясь, с наигранным неудовольствием надула губки. — На меня совсем непохож. Тихий такой.

— Да что ты, лада! — Владимир осторожно взял Мстислава на руки. — Вот носик у него твой будет, и ротик схож с твоим.

— И что ты там видишь! — не выдержав, Гида фыркнула от смеха. — Глупый, непонятно ведь ещё!

— Отчего ж не понять? — возразил князь. — Вон очи-то экие чёрные. У нас в роду ни у кого таковых не бывало.

Он стал рассматривать малыша, слегка покачивая его. Мстислав неожиданно заплакал.

— Оставь, положи его! — возмутилась Гида. — Какой ты неловкий! Дай мне сюда моего Гарольда! Иди ко мне, маленький мой.

Ощутив материнскую ласку, младенец успокоился и тихо засопел.

— Заснул, что ль? — спросил Владимир.

— Тише ты! — цыкнула на него жена. — Ступал бы покамест.

Перейти на страницу:

Все книги серии У истоков Руси

Повести древних лет. Хроники IX века в четырех книгах
Повести древних лет. Хроники IX века в четырех книгах

Жил своей мирной жизнью славный город Новгород, торговал с соседями да купцами заморскими. Пока не пришла беда. Вышло дело худое, недоброе. Молодой парень Одинец, вольный житель новгородский, поссорился со знатным гостем нурманнским и в кулачном бою отнял жизнь у противника. Убитый звался Гольдульфом Могучим. Был он князем из знатного рода Юнглингов, тех, что ведут начало своей крови от бога Вотана, владыки небесного царства Асгарда."Кровь потомков Вотана превыше крови всех других людей!" Убийца должен быть выдан и сожжен. Но жители новгородские не согласны подчиняться законам чужеземным…"Повести древних лет" - это яркий, динамичный и увлекательный рассказ о событиях IX века, это время тяжелой борьбы славянских племен с грабителями-кочевниками и морскими разбойниками - викингами.

Валентин Дмитриевич Иванов

Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза